Бессердечная Аманда

В честь Аманды я приготовил свое коронное блюдо: спагетти «Альфредо». Наши дополуденные встречи по-прежнему похожи на маленькие праздники; да и как что-то может измениться, пока не происходит ничего непредвиденного? Иногда мне кажется, что она первая женщина в моей жизни, что до этого я имел дело лишь с девицами, с подружками для досуга или просто с женскими телами. Так, как Аманда, скажем, достает молоко из холодильника, его может доставать только женщина. Я не дерзаю предполагать, что я для нее так же привлекателен, как она для меня, но, как-никак, она стала моей любовницей, никто ее к этому не принуждал.

Когда она начинает «вылизывать» кусочком хлеба соус на тарелке, я решаю, что пора наконец рассказать ей об окончании срока действия моего контракта. Я называю дату моего последнего дня работы здесь и думаю: ну, пожалуйста, упади в обморок, схватись по крайней мере от ужаса за сердце! Она ничего не отвечает, она продолжает «вылизывать» тарелку, как будто подобные мелочи не могут испортить ей аппетит. Потом она встает и выходит из комнаты. Она запирается в ванной и не отвечает на мои призывы. Я слушаю под дверью в надежде расслышать заветную музыку ее всхлипываний. Но она всхлипывает беззвучно. Ей жалко для меня даже такой малости.

Через полчаса она выходит из ванной со свежевымытой головой. Я с облегчением вижу на ее лице следы слез, нечто такое, что не смывается ни водой, ни мылом. Она спрашивает, сколько, на мой взгляд, нам оставалось времени, если бы не этот мой предстоящий отъезд, и я говорю: вся жизнь. Тут слезы побежали по ее щекам так, как будто я случайно нажал какую-то кнопку. Но они меня не радуют, мне хочется утешить ее. Поэтому я говорю о том, что у нас еще целый год, – не для того, чтобы довести нашу историю до логического конца, а для того, чтобы найти решение. Какое решение? Ее удивленно-растерянные глаза – не что иное как объяснение в любви, которого я ждал.

Есть два пути, чтобы решить нашу проблему, ни больше и ни меньше. Один краткий и мерзкий, другой долгий и тревожный. Как тебе нравится предложение лечь в багажник моего автомобиля? Я уже выяснял, как это делается. Она молча смотрит на меня несколько секунд, потом спрашивает, не рехнулся ли я – с ребенком в багажнике машины через опаснейшую из всех границ?… Я делаю вид, будто и сам считаю этот вариант абсолютно неприемлемым будто я упомянул его просто для полноты картины; о ребенке я, к стыду своему, вспомнил только в эту минуту. Второй путь, дорогая Аманда, – это длинный путь, он закончится только на следующий день после нашей свадьбы.

Как легко я произнес эти слова! Словно приветствие. Однако, черт побери, она могла бы и изобразить хоть какое-то подобие радости. Не так уж часто ей предлагают руку и сердце, тем более мужчины, которые все-таки кое-что для нее значат. Но она расхаживает по комнате, поворачивается к окну, поворачивается к стене, думает о чем-то, что мне при всем желании не представить себе, вместо того чтобы броситься мне на шею. Где продолжение голливудских чудес? Ей не приходит в голову ничего лучше, как наконец посмотреть на меня и сказать, что я, по-видимому, сам не знаю, что говорю. Нет, Аманда, ты ошибаешься, я прекрасно знаю, что говорю, мне нужно возвращаться на свой Запад, а без тебя яэтого сделать не могу.

Ты же не имеешь обо мне ни малейшего представления, говорит Аманда. Я отвечаю, что мне вполне хватает того, что я знаю. Она говорит: вот он, твой легкомысленный стиль! Я не могу оказать тебе большей услуги, чем сказать нет. Тогда я умру, говорю я. Тут она кладет ладонь на мою руку (какого черта, нужна мне эта жалость!) и говорит, что она все еще уверена, что я сошел с ума, но ей хочется подумать и о себе самой, поэтому она принимает мое предложение.

19 февраля

Наше дополуденное время уходит на визит к адвокату. Аманда записывает все, что нужно знать: адреса разных учреждений, номера кабинетов, имена руководителей отделов. Адвокат, похоже, неплохо знает эту процедуру. Это пожилой, усталый господин, его советы звучат так, как будто, чтобы решить наши проблемы, он в последний раз собрался с силами. Заявление пишется в произвольной форме, говорит он. Порекомендовав нам обсуждать с ним каждый отрицательный ответ или пропуск в той или иной графе, он советует также не утруждать себя изящными формулировками, этого, мол, все равно никто не оценит. Ну и, конечно, было бы очень неплохо, если бы у нас нашелся какой-нибудь полезный знакомый. Я спрашиваю, кого он имеет в виду, но он отвечает не сразу, потому что отсчитывает сердечные капли в стакан. Ну, кого-кого, бормочет он, прежде чем выпить лекарство; Аманда тем временем шепчет мне, что потом все объяснит.