Бессердечное небо

— Я влюблена в них обоих, — призналась она на выдохе, словно держала эти слова в себе неизвестно сколько времени. — И меня каждый раз убивает то, как они ругались до сих пор. Просто иметь возможность проводить с ними время, не срываясь друг на друга, так приятно. Я не хочу, чтобы это заканчивалось. — Она приложила руку ко рту от того, что сказала. — Я не имею в виду, что я не хочу, чтобы боль Тайлера закончилась. Я не это имела в виду.

— Конечно, ты не имела это в виду, — согласилась я, переплывая через бассейн, чтобы обнять ее, и Джеральдина с Анжеликой прижались к нам, крепко стиснув нас, а следом присоединилась Тори, погладив Софию по голове, прежде чем мы снова отстранились.

София вздохнула, вытирая слезы.

— Я просто хочу мира в своем стаде. И я знаю, что все еще неуравновешенно, я чувствую это. Но пока Ксавьер играет в Саба, успокаивая Тайлера, все, по крайней мере, дружелюбно. И, клянусь звездами, иногда, когда они вдвоем прижимаются ко мне по обе стороны ночью, я не могу не думать о том, каково это — объявить их своими жеребцами. Обоих.

— Вперёд, София, — с усмешкой произнесла Тори, и София рассмеялась.

— Это ведь довольно часто встречается в табунах Пегасов, верно? — спросила Анжелика.

София кивнула, фыркнув.

— Да, но не с Домами. Дом может легко сблизиться с двумя или более Сабами, но Тайлер и Ксавьер настолько сильные натуры, что им никогда не найти равновесия. Нужно быть либо с одним, либо другим.

— Если позволите, я внесу свои две копейки, — заявила Джеральдина, прислонившись спиной к краю бассейна, пока мы все наблюдали за ней. — Рон Джонсон или четверо между простынями — это все хорошо и отлично для маринования багета, но когда дело доходит до сердечных дел, взвод длинных Шерманов никогда не будет удовлетворен. Так раскачивают ли Тайлер и Ксавьер ваши подводные лодки, а также омывают ли они ваши раковины свежими ракушками? Заставляют ли они твою леди Петунию танцевать динь-дан-танго и застегивать твои пуговицы?

— Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, Джеральдина, — извиняюще сказала София.

— Я не знаю, как сказать проще, мой маленький розовый Пегафренд, — разочарованно сказала Джеральдина.

— Они оба дороги твоему сердцу? — перевела я, уверенная, что Джеральдина имела в виду именно это.

— Думаю, что могут, — уныло сказала София. — Но я так разрываюсь между ними. Как я могу выбирать?

— Может, бросить монетку? — предложила Анжелика, и Джеральдина забрызгала ее.

— Хобгоблины, — назидательно обратилась она к ней. — Судьба дорогой петунии и петушков Софии не может зависеть от подбрасывания незадачливой монетки. Нет, она должна пробиться сквозь черную и бурную ночь этих эмоций, пронестись по волнам, как единорог из Невермора, и прийти к берегам избранного ею Рона Джонсона с твердым сердцем и выбором, застывшим в железе.

— Привет всем.

Мы обернулись на нежный голос, и я заметила Каталину, входящую в комнату с тарелкой печенья в руках. Она была одета в черный купальник с высокой талией, а Хэмиш шагал за ней в ярко-розовых плавках, его крупное тело было волосатым, как у росомахи.

— Вы не возражаете, если мы ненадолго присоединимся к вам? Я принесла закуски, — сказала Каталина, и мы все расселись в бассейне, когда они забрались в него.

Каталина села слева от меня, а Хэмиш — рядом с ней, они раздали печенье, и я застонала от вкусной еды, откусив большой кусочек от одного из них.

— Это рецепт моей сестры Бренды, — сказал Хэмиш, ставя поднос на бортик бассейна. — Она научила мою Джеррикинс делать рогалики, когда та была еще щенком, не так ли, малышка?

Мое сердце сжалось от тоски при мысли о том, что я могла бы расти в такой семье, как семья Джеральдины, тепло такой любви окружало бы наш дом.

— Так и было, папа. Каждое Рождество мы готовили тематические рогалики. Корица и гоголь-моголь, бренди и пряности, о — я не могу дождаться, чтобы снова заняться этим, я испеку нам рогалики на славу.

— Есть ли у вас какие-нибудь рождественские традиции, Анжелика? — спросил Хэмиш, и она кивнула.

— Моя мама всегда заставляет нас лежать на крыше и смотреть на звезды. Каждый год в полночь накануне Рождества мы укутываемся в одеяла и пьем глинтвейн. Это моя самая любимая вещь на свете, — проворковала она, и мое сердце защемило еще сильнее, когда я переглянулась с Тори, увидев ту же боль в ее глазах.

— Мы с семьей всегда отправляемся петь Кэрол¹³, - сказала София, и ее лицо засветилось. — Мы надеваем эти огромные глупые рождественские пижамы в виде Пегасов. Пол веселья в том, что мы пытаемся влезть в них, когда мы изменены, и все мы падаем, смеясь над своими задницами. Тот, кто влезает в нее последним, должен надеть еще и дурацкую шляпу с надписью Пегадурачок, — хихикнула она. «Мы летаем от дома к дому в нашем районе, возвращаемся в форму Фейри в этой мешковатой одежде, свисающей с нас, и поем всем соседям.

— Ого, как весело! В один прекрасный год я должна буду присоединиться к вам в этом веселье, — воскликнула Джеральдина.