Бессердечный

Но и утром схватки продолжались, и стало казаться, что конца этому не будет. Анна слышала мольбу в своем голосе, когда она просила, чтобы открыли окна, или чтобы ей на лицо положили прохладное влажное полотенце, или чтобы кто-нибудь помассировал ей спину. Но она не в силах была что-то изменить. Ей казалось, что голос ей уже не принадлежит – это говорил кто-то другой. Сама Анна будто бы спряталась в глубине самой себя, укрываясь от боли, от беспокойства, от нетерпеливого возбуждения и от страха смерти – или от еще худшего страха, что умрет ребенок.

И наконец около полудня, хотя Анна к тому времени уже давно потеряла счет часам и минутам, характер боли изменился, и все тот же чужой голос вместо стонов и просьб начал издавать крики, призывая врача. Все стало болью и отчаянным напряжением и попытками вдохнуть воздух в короткие моменты передышек. И где-то вдали спокойный голос давал ей указания, которым она слепо подчинялась.

А затем была последняя, самая сильная боль, рывок, теплый поток и недовольный громкий крик.

Анна, сама не осознавая этого, смеялась сквозь слезы, протягивая руки к своему залитому кровью, кричащему, уродливому н прекрасному ребенку.

Люк прекратил ходить по комнате, только когда дверь библиотеки отворилась и появилась миссис Уннн. Он повернул к ней смертельно бледное лицо.

– Ее светлость счастливо разрешились от бремени, – сказала она с улыбкой, – мать и дитя готовы принять вашу светлость.

Он на мгновение застыл, прислушиваясь к шуму в ушах и раздумывая, так ли чувствуют себя люди перед тем, как упасть в обморок. А затем, не сказав ни слова, вышел из комнаты и через ступеньку побежал по лестнице на второй этаж, чего его светлости не приходилось делать уже лет пятнадцать, – именно это сказал миссис Уинн Коутс, проводив хозяина долгим взглядом.

В спальне было тихо, если не считать непривычного сопения новорожденного младенца. Люк не заметил, как горничная его жены, присев в реверансе, вышла из комнаты. Он неподвижно стоял в дверном проеме, не сводя глаз с постели, на которой лежала его жена. Она глядела на него широко раскрытыми глазами, а в руках у нее было что-то, аккуратно завернутое в одеяло.

– Люк. – Ее голос слегка дрожал, а взгляд ускользал от него. – У тебя родилась дочь.

Дочь. Он снова услышал шум в голове, а вдыхаемый воздух вдруг показался ледяным. Дочь. Он не отрываясь смотрел на жену.

– Ты в порядке? – спросил он.

– Да, только устала. – Ее голос был слабым и невыразительным.

Дочь. Он осторожно приблизился к постели и вгляделся в маленький сверток. Сквозь отошедшие края одеяла он увидел кругленькое личико с узкими глазами-щелочками, покрытое какими-то красными пятнами. Темные влажные волосы. Одна маленькая ручка. Пять крошечных пальчиков с пятью ноготками. Тоже в пятнах, как и лицо.

Его дочь. Его и Анны. Он стал отцом. Теперь он уже не одинокий человек, сам создающий для себя законы. И даже не просто муж, ответственный за благополучие и счастье женщины, выбранной им в жены. Он стал отцом. Главой своей собственной семьи. У него теперь дочь – его плоть и кровь.

Как во сне, он склонился над кроватью, протянул руки к свертку и бережно поднял его. Он не почувствовал никакого веса, кроме разве что веса одеяла. Но сверток был теплый и мягкий, и из него доносились странные сопящие звуки, и были эти чудесные глаза, внимательно изучавшие мир.

Господи! О Боже! У него в руках – жизнь. Человеческая жизнь. Жизнь, к появлению которой он был причастен. Жизнь, за которую он теперь долгие-долгие годы будет в ответе.

Его ребенок.

Его дочь.

Люк сам не вполне осознавал, какое чувство овладело им, но это была любовь, которая наконец вернулась к нему и уже навсегда воцарилась в его сердце, не отпуская. Любовь может даровать жизнь, но может и отнять ее. Страх и восторг смешались в его сердце, словно одно чувство было неотделимой частью другого. Любовь – это то, ради чего стоит жить. Не ради поиска наслаждений, а ради любви. В ней можно найти все эмоции, на которые только способен человек.

Любовь вернулась к нему, как только он взял в руки маленький сверток. Их дочь. Их бесценное сокровище. Через несколько секунд он уже не мог видеть ее – все расплывалось у него перед глазами. Он стоял, чуть отвернувшись от кровати, и чувствовал тепло, исходившее от свертка, окрыляющую легкость любви и слышал тихое бормотание девочки.

– Люк. – Дрожащий голос за его спиной прозвучал тоненько и жалобно. – Прости меня. Мне так жаль.

– Простить? – Он взглянул на нее через плечо.

– Может, через год у нас будет сын, – сказала она. Люк понял причину ее смущения и покраснел. Это было вполне логично. Ведь для этого он и женился на ней. И он никогда не делал из этого секрета. Как он мог быть таким глупым?

– Анна. – Он повернулся к ней. Его голос был чуть громче шепота. – Я не могу сейчас думать о том, что будет в следующем году. Только о сегодняшнем дне, вот об этой минуте. У нас есть дочь. Она прекрасна. Посмотри на нее. Она прекрасна.

– Ты правда не очень разочарован? – Она наконец взглянула ему прямо в глаза. Ее взор был полон надежды и мольбы.