Бессердечный повеса

– Поехали со мной в Лондон, – повторил он, – мне придётся уехать через две недели. Возьми с собой девочек и горничную. Это всем принесёт пользу, включая тебя. В это время года в Гэмпшире нечего делать, а в Лондоне предлагается нескончаемый поток развлечений.

Хмурясь, Кэтлин посмотрела на него:

– Ты же знаешь, что это невозможно.

– Ты имеешь в виду траур.

– Ну конечно, именно это я и имею в виду.

Ей не понравились искорки озорства, которые появились в его глазах.

– Я уже всё продумал, – сказал он ей, – не являясь настолько осведомлённым в правилах приличия, как ты, я взял консультацию у образцового члена высшего общества по поводу тех мероприятий, которые могут быть допустимы для молодых женщин в твоей ситуации.

– Какой образцовый член высшего общества? О чём ты говоришь?

Устраивая её поудобнее у себя на коленях, Девон потянулся через стол, чтобы взять письмо у своей тарелки.

– Ты не единственная, кто сегодня получил корреспонденцию, – он эффектно вытащил письмо из конверта. – Согласно прославленному эксперту по траурному этикету, о посещении пьесы или танцев не может быть и речи, допустимо посетить концерт, музейную выставку или частную галерею, – Девон продолжил вслух зачитывать из письма. – Эта эрудированная леди пишет, что можно опасаться того, что длительное уединение молодых барышень может поощрить затянувшуюся меланхолию в податливых существах. В то время как девушки должны уважать память последнего графа, будет не только мудро, но и любезно позволить им несколько невинных развлечений. Я бы посоветовала тоже самое леди Трени, чей живой характер, по моему мнению, долго не сможет переносить умеренную диету однообразия и одиночества. Поэтому у вас есть моё одобрение...

– Кто написал это? – потребовала Кэтлин, выхватывая письмо из его руки. – Кто мог бы предположить... – она ахнула, её глаза расширились, когда она увидела подпись в конце письма. – О Боже. Ты проконсультировался у леди Бервик?

Девон ухмыльнулся:

– Я знал, что ты не примешь ничьих советов, кроме её, – он слегка подбросил Кэтлин на своём колене. Её стройное, гибкое тело было надёжно устроено среди шелестящих слоёв верхних и нижних юбок, прелестные изгибы её фигурки были зашнурованы в корсет и походили на тонкую колонну. С каждым сделанным ею движением еле уловимый шлейф аромата мыла и розы витал вокруг них. Она напомнила ему один из тех миниатюрных сладко пахнущих пучков, которые женщины прячут в комодах и шкафах. – Поехали, – сказал он, – Лондон не настолько ужасная идея, разве нет? Ты никогда не была в Рэвенел-Хаус, и он в куда более лучшем состоянии, чем эта груда руин. У тебя будут новые зрелища и окружение, – он не смог устоять, и добавил насмешливым тоном. – Но что самое важное, я буду доступен, чтобы услужить тебе, когда бы ты не пожелала.

Её брови опустились вниз.

– Не называй это так.

– Прости меня, это было грубо. Но я же, в конце концов, не кастрированный самец, – он улыбнулся, когда увидел, что болезненное выражение в её глазах ушло. – Подумай об этом ради блага девочек, – уговаривал он. – Они были в трауре дольше, чем ты. Разве они не заслужили передышки? Кроме того, им бы пошло на пользу получше узнать Лондон перед сезоном в следующем году.

Её брови сошлись вместе.

– Как долго ты предлагаешь нам оставаться в городе? Две недели?

– Возможно месяц.

Она играла концами его шёлкового шейного платка, пока обдумывала предложение Девона.

– Я обсужу это с Хелен.

Чувствуя, что она склоняется к согласию, Девон решил ещё немного надавить.

– Вы едете в Лондон, – категорически заявил он. – Ты стала моей привычкой. Если ты не со мной, я даже боюсь, что я начну делать, чтобы заменить тебя. Табак, хруст пальцами.

Кэтлин развернулась у него на коленях, чтобы лучше его видеть, её руки легли ему на плечи поверх утреннего сюртука. Улыбаясь, она посмотрела ему в глаза.

– Ты мог бы начать играть на каком-нибудь инструменте, – предложила Кэтлин.

Медленно Девон потянул её вперёд на себя и прошептал напротив её сладких полных губ:

– Но ты единственный инструмент, на котором я хочу играть.

Её руки потянулись к его шее.

Их поза была неудобной, она сидела боком, её стан был облачён в жёсткий корсет. Их душили слои одежды, которые не были предназначены для свободного передвижения. Жёсткий воротничок его рубашки давил на шею, она начала сбиваться в кучу под жилетом, в то время как эластичные подтяжки неудобно натянулись. Но её язычок шаловливо заигрывал с его языком, и этого было достаточно, чтобы полностью возбудить его.