Бессильная

Я раскачиваюсь на месте, ноги погружаются в песок подо мной на краю круга.

Мне мерещится что-то. Должно быть, мне мерещится.

Пошатываясь, я бегу вперед, спотыкаясь и переходя на бег. Я заставляю себя бежать быстрее, не обращая внимания на боль, отдающуюся в ноге.

— Адена?

Этого не может быть. Этого не может быть.

Ее прекрасная фигура разбита и истекает кровью. Ее колени погрузились в песок, а руки крепко связаны за спиной. Слезы стекают по ее некогда сияющей, темной коже, которая теперь потускнела и залита кровью.

Из нее вырывается содрогающийся всхлип, и мое сердце грозит не выдержать. Я никогда не слышала, чтобы Адена плакала. Даже после того, как она потеряла родителей, как я, после того, как ее избили за попытку украсть эти липкие булочки, которые она так любит, после того, как она дрожала на улице, — ничто не сломило ее. Ничто не притупило ее свет.

Она — мой свет.

Я шагаю к ней, оцепенев и испытывая тошноту одновременно.

Это неправильно. Это не может быть правильным…

— Пэйдин! — Ее голос срывается, и я думаю, что мое сердце делает то же самое. Она с трудом встает, пытаясь идти ко мне, даже со связанными ногами. Паника пронизывает ее следующие слова, быстрые и неистовые. — Пэ, мне так жаль. Я…

Время словно замирает.

Сцена, разворачивающаяся так ярко, так жестоко, кажется замедленной.

И в этот момент я понимаю, что буду видеть ее каждый раз, когда закрою глаза.

Одна-единственная сломанная ветка, чтобы сломать ее.

Ветка летит, направляемая невидимой силой, прежде чем встретиться с ее спиной, пронзая ее прямо в грудь. Крик не успел вырваться из моего горла.

— Адена!

Она покачивается, глядя на окровавленную ветку, торчащую из ее груди. Затем ее взгляд медленно поднимается к моему, когда я, спотыкаясь, перехожу на бег, слезы затуманивают мое зрение.

До моих ушей доносятся крики.

Я думаю, что это могу быть я.

Она падает.

А когда она падает, я вижу на другом конце круга коварную улыбку и сиреневые волосы, протянутую руку. Рука, которая направляла и наделяла даром смерти, не используя ничего, кроме разума, для достижения цели.

— Нет! — Мой вопль вырывается из горла.

Я настигаю Адену прежде, чем она падает на землю, подхватываю ее на руки и осторожно опускаю на песок. Я обнимаю ее голову, а ее окровавленное тело лежит у меня на коленях. Слезы текут по моему лицу. Крики подкатывают к горлу.

Ее кожа липкая от пота, я откидываю с лица темные кудри, убираю с глаз неровную челку, которую она нетвердыми руками подстригла в Форте. Широкие ореховые глаза смотрят в мои, водянистые от непролитых слез.

— С тобой все будет хорошо, А… — Мои руки дрожат, когда я нежно прикасаюсь к ране, мой голос дрожит, слова льются из меня так же быстро, как и слезы. — Ты слышишь меня? С тобой все будет хорошо, а когда ты поправишься, я принесу тебе столько липких булочек, что даже тебе они надоедят. Хорошо?

Я судорожно поднимаю глаза и кричу: — Помогите! Пожалуйста, кто-нибудь, помогите! — Но мои крики заглушаются радостными возгласами толпы, и мне остается только шептать свои мольбы. — Помогите ей. Пожалуйста. Пожалуйста.

Я смотрю на Адену сквозь слезы в глазах. — Ты должна остаться со мной. Мой голос ломается. Я ломаюсь. — Ты должна пообещать мне, что останешься…

Адена делает резкий вдох, слабый и колеблющийся. — Пэ.

Всхлип, который я пыталась подавить, срывается с моих губ, когда она произносит мое имя, успокаивающее и сладкое. Как будто это я нуждаюсь в утешении.

— Ты же знаешь, я не даю обещаний, которые не могу сдержать. — С каждым словом ее голос становится все мягче, энергия уходит. И с очередным хриплым вздохом она растягивает потрескавшиеся губы в улыбку. Даже перед лицом смерти она улыбается.

Смерти.

Она умирает.

— Нет, нет, нет… — Мои слова превращаются в рыдания, в трясущийся крик. — Не говори так. С тобой все в порядке. Все будет хорошо!

Она все еще улыбается мне, и слезы скатываются по ее лицу из теплых, лесных глаз, которые теперь слегка расфокусированы. — Обещаешь, что наденешь его для меня?

Я моргаю, глядя на нее, но слезы еще больше затуманивают мое зрение. — Что?

— Жилетку. — Ее голос едва слышно шепчет, заставляя меня наклониться вперед, чтобы расслышать ее слова: — Зеленую с карманами. — Она делает хриплый вдох, а затем раздирающий кашель сотрясает ее тело. Кровь окрашивает ее губы и сочится из уголков рта, но она продолжает, как всегда, решительно. — Шитье заняло у меня целую вечность, и мне бы не хотелось, чтобы вся моя… тяжелая работа пропала даром.

Из меня вырываются всхлипы и истерический смех. — Я обещаю, А. Я буду носить ее каждый день ради тебя.

Она улыбается такой грустной улыбкой, какой, наверное, улыбается солнце на закате. Теплой и прекрасной. Измученной и усталой. С готовностью попрощаться, отдохнуть от необходимости быть постоянным источником света. С облегчением от перспективы отдыха.