Замечаю, как Бестия сносит ветряным ураганом двоих автоматчиков. Их вбивает в стену с такой силой, что кладка жалобно ухает. Кто-то спускает курок, пули прыгают по комнате, отскакивая от доспеха Бестии и моей мильфиновой брони звонким рикошетом. Скоморох просто пропускает автоматные очереди сквозь себя, будто призрак.
Стреляющих мы быстро разделываем под орех. Комната небольшая, раз-два взмахнул Когтями — и всех положил штабелями.
— Поднимите ворота! — кричу сослуживцам.
Бестия кидается к деревянным колесам. Скоморох сразу отнекивается:
— У меня физуха, как у обычного человека. Быстрее ты.
— Охраняй тогда караулку, — выпускаю мильфиновые щупальца. Отростки вцепляются во второе колесо и крутят его с Бестией на пару. Стенания раненых тонут в скрежете цепей и деревянном скрипе.
Сейчас решетки ворот поднимутся, и «зори» под пулеметными очередями рванут во вторую надвратную башню. Ясна подавит обстрелы — запустит сферы в бойницы и хорошенько прочистит там трубы. Так что спецназовцы спокойно добегут и разнесут расчеты пулеметов и гаубиц. Мы же должны зачистить первую башню. Здесь тоже полно артиллерии.
— Перун, мы во второй, — отчитывается по общей волне Аяно. — Потерь нет. Зачищаем укрепточки.
— Принял, мы продолжаем зачищать первую.
— Подкрепление не нужно? Нас много.
— Да не, справимся вдвоем с половиной, — бросаю взгляд на слабосильного Скомороха. Без Египетской казни он для штурма не сильно годится. Но Казнь крушит всех без разбору: и чужих, и своих. Так что пускай своим ножичком выпиливает по одному.
Оставив караульную, несемся с Бестией и Скоморохом дальше по коридорам. Найти комнату с амбразурами не составило труда. За двустворчатыми дверями засели расчеты гаубиц и пулеметов. Машины смерти уперлись станинами в камень пола, из только бомбивших стволов вытекают струйки дыма.
— Зачистите тут всех, — я выстреливаю молнией в самых дальних Воинов.
Даже можно было не приказывать. Бестия уже выпустила огненные смерчи. Пара расчетчиков сгорает в красном свете.
— За нашего графа! За лорда Лейса! — обреченные оксфордцы изрыгают клич.
Знаете, кому нужно дать премию Дарвина? Этим мудням, что сейчас так восторженно жертвуют собой за пачку чипсов.
Многие додумываются развернуть тяжелые пулеметы в нашу сторону.
На нас обрушивается шквальный огонь. Трассы пуль перекрещиваются, грохот и дым наполняют комнату. От стен и пола откалываются куски камня. Попавшая под обстрел амбразура осыпается.
Бригантиной накрываю только себя и Бестию. Скоморох перебьется, у него неосязаемость. Пули с грохотом отскакивают от моих плеч и головы. Пулеметы, понятно, несильно нас отвлекают. Но вот один хрен додумывается развернуть к дверям гаубицу. Это уже никуда не годится. Завалит проход, как потом выбираться?
Хотя идею мне расчетчик подкинул.
Я швыряюсь молниями в сторону груды ящиков с артиллерийскими снарядами у противоположной стены. Сразу же хватаю щупальцами Бестию за талию и сигаю с ней назад в коридор. Девушка удивленно вскрикивает. Еще бы — даже идти не надо. Еще не женились, а уже на руках носит. Ну или на полисплавных отростках. Всё равно я молодец.
Держа Бестию перед собой, несусь прочь. Поворот, десять метров прямо, поворот, ступеньки. Успеваем глазки друг другу построить. А что? У нас цветочно-конфетный период еще не закончился. Интерес не притупился. Я готов обласкать красотку в любое время. Как говорится, завел гарем — неси ответственность. Или не неси, а держи трубой. Молодой организм позволяет. А регенерация Шарика не даст ему состариться и опасть вялым шлангом. Вот и выходит: вечно молодой и с гаремом. Здорово всё, крутяк, лафа, лишь постоянно снящиеся голые бабы немного мешают. Издержки, что поделать. Пробовал как-то не ужинать, чтобы вместо баб снились бутерброды с колбасой. Стало только хуже — ночью видел голых баб, аппетитно жрущих бутерброды.
Только вот девушка расширенными глазами смотрит вовсе не на меня, а куда-то за мою спину. Там ничего интересного — взрыв десятков снарядов породил огромный огненный шторм. От него, кстати, сейчас и убегаем. Артиллерия взлетела на воздух, и башня, крякнув, начала проваливаться внутрь себя. А кумулятивный эффект пустил ливни огня по коридорам. На лестничной площадке попадается окошко. Не амбразура, не дырка-бойница, а нормальное человеческое окно. В которое и сигаю.
Этаж второй, поэтому не создаю крылья. С грохотом приземляюсь на мощеный двор. Трещины разбегаются из-под железных сапог. Бестия не отрываясь смотрит, как башня складывается, будто карточный домик. Поднимаются клубы пыли, скрежещут многовековые камни, языки огня выплескивается из-под завалов.
— Лихо ты, Перун, — присвистывает она, немного отойдя, и смеется. — Спасибо, что прихватил с собой, хотя я слышала, что мужчины со своим самоваром не ездят.