Бесславие. Преступный Древний Рим

Как в такой обстановке жилось простым людям? Считали они чиновничество продажным в современном понимании — или нет? Снижалась в их глазах легитимность правящего режима из-за введения, в сущности, имущественного ценза на право доступа к судам, что дискредитировало само понятие правосудия, — или нет? Весьма интересный пример находим у писателя и дипломата V века Приска Панийского. Отправившись в составе византийского посольства ко двору Аттилы, обосновавшегося в 448 году в низовьях Дуная, Приск неожиданно встретил среди приближенных владыки гуннов бывшего богатого эллинского купца, который, попав в плен и откупившись, предпочел остаться с варварами и даже считает свою теперешнюю жизнь лучше прежней. На вопрос о причинах такого решения бывший соотечественник хрониста перечисляет целый ряд самых разнообразных и веских причин, среди которых обращает на себя внимание указание на невозможность добиться справедливости от имперских властей. Налоги непомерно высоки, жалуется перебежчик, и перед законом не все равны. Преступники легко избегают наказания, если они богаты и влиятельны, а бедняков наказывают всенепременно, если только они раньше не умрут сами в ожидании приговора, до вынесения которого можно долго томиться в неволе. Но хуже всего, говорит он, что приходится платить дань чиновникам, чтобы просто получить возможность доискаться справедливости в суде. Приск отвечает, что надлежащее судопроизводство — дело долгое, но лучше всё-таки судить медленно, но справедливо, чем быстро и неправедно. Из текста следует, что бывший купец с доводами Приска соглашается, но сама история перебежчика свидетельствует о том, что у многих были сильные сомнения относительно возможности добиться справедливости от римско-византийских судов той эпохи (Christian Roman Empire series, vol. 11, 2.407–510).

В другом тексте говорится о беглецах, которые были счастливы навек покинуть Римскую империю, предпочитая «пользоваться среди варваров, живя в нужде, свободой, нежели нести среди римлян податную обязанность»[92].

Многие беженцы естественным образом пополняли ряды разбойничьих шаек, орудовавших в границах империи. Анонимный автор датируемого IV–V веком трактата «О военном деле» обращается к императору с рядом предложений по улучшению ситуации в империи (причем описываемые им недостатки таковы, что становятся понятны причины, по которым автор предпочел не подписывать документ собственным именем). По его словам, выпуск в свободное обращение во времена Константина I Великого множества золотых монет возбудил в народе «стремление к накопительству и наживе», и это привело к цепной реакции самых пагубных последствий:

…изобилие частного золота, переполнившего дома могущественных лиц, вызывало разорение бедняков более знатными, и буйство бедноты, разумеется, [приходилось] подавлять. Но отчаявшаяся беднота, доведенная бедствиями до различных выступлений, теряла всё благочестие и уважение к законам, долженствующие быть перед глазами, и возлагала свое мщение на преступные деяния. Она многократно наносила Империи тяжелейший урон, опустошая поля, нарушая мир разбоем, возбуждая ненависть и, шагая от одного преступления к другому, поддерживала тиранов, дерзость которых прославляла твою добродетель больше, чем что-либо другое. Она многократно наносила Империи тяжелейший урон, опустошая поля, нарушая мир разбоем, возбуждая ненависть. (О военном деле, II.1–3, IV.1)[93].

Из жалоб, дошедших до нас из других частей империи, следует, что чиновники повсеместно драли с народа три шкуры сверх налогов в казну. В серии из трех прошений на имя окружного магистрата, поданных египетским крестьянином в 298–299 годах, он жалуется: «В законах раз за разом говорится, что никто не должен страдать от притеснений или преступного вымогательства. <…> А тут из меня бессовестно и дерзко выбил три грамма золота и восемь серебра Акотас сын Германа <…> не в счет сбора налогов, а похитив мою собственность супротив имперских законов». В последнем папирусе крестьянин, пострадавший от бесчинства сборщика налогов, даже поднимается до обобщения: «. если бы дозволено было наглецам преуспевать такими путями, то все порядочные люди скромного достатка давным-давно были бы ими истреблены» (P. Cair. Isid. 65–67).

Императоры, к их чести, неоднократно предпринимали попытки искоренить это зло и пресечь практику чиновничьего мздоимства и поборов на местах, перепробовав самые разнообразные методы борьбы с коррупцией. В 331 году Константин даже узаконил радикальное решение и распорядился лишать лихоимцев главного орудия их преступного промысла:

По загребущим рукам чиновникам бить немедленно, дабы сразу одумывались, таково мое повеление; если же и после первого предупреждения не прекратят мздоимство, отсекать их [руки чиновников] мечом. Доступ к суду экзарха[94] — не для продажи, и никакой платы за вход не допускает, <…> ибо уши экзарха должны быть равно открыты для внимания мольбам бедных и богатых (Кодекс Феодосия, I.16.7).