Бесславие. Преступный Древний Рим

Вышеприведенные примеры ярко иллюстрируют характер воровства, преобладавшего в деревнях и малых городах Римской империи. Далеко не везде и не всегда дело ограничивалось хищением личного и домашнего имущества. Правивший во II веке император Коммод (тот самый, что показан в фильме «Гладиатор») якобы казнил богатых сенаторов по обвинению в государственной измене исключительно с целью конфискации их имущества в императорскую казну. Полулегальный отъём чужого имущества подобными методами легче легкого давался верховным римским правителям, ни в грош не ставившим законы, гарантами соблюдения которых они же сами и являлись, — и это немало способствовало «пополнению казны», а проще говоря, личному обогащению.

Мелкое воровство, впрочем, не было уделом одной лишь бедноты; знатные и богатые римляне также отнюдь не упускали случая прибрать к рукам всё, что плохо лежит. Потомственный преторианец Тит Виний, прежде чем дослужиться до звания командира легиона, успел запятнать свое имя «проступком, достойным раба», по презрительной характеристике Тацита, а именно кражей золотого кубка с пира у императора Клавдия. В ответ Клавдий преподал Винию образцово-показательный урок и на следующий день приказал слугам подать ему — единственному из гостей — глиняный кубок (Тацит, История, I.48).

Значительная доля краж, похоже, совершалась людьми, хорошо известными жертвам: например, соседями и даже ближайшими родственниками. Ограбленные нередко оказывались поблизости от места событий и пытались противостоять ворам или, узнав или заподозрив, кто именно похитил их имущество, предпринимали попытки защитить его, и зачастую это приводило к кровавым развязкам.

Примеры подобного рода хищений имущества у ближних встречаются повсеместно и во множестве. В папирусе 144 года н. э. описано, как у женщины в ее отсутствие украли из дома драгоценности, и она указывает на конкретного соседа как на единственного подозреваемого (P. Oxy. 10.1272). Живший в I веке н. э. астролог Дорофей Сидонский дает детальные словесные портреты воров из числа «домочадцев или частых гостей» (Dorotheas Sidonius, Carmen Astrologicum, V.XXXV.76–78). Затем он, ссылаясь на звездные карты, даже разъясняет, что взломщик «может использовать знание дома изнутри для незаметного снятия слепков с дверных ключей», и всё это бесчинство творится им, невзирая на «дружбу с обитателями дома и их доверие к нему» (V.XXXV.137).

Имущество могло пропадать из дома и вследствие распада брака. Один брошенный муж жалуется, что «жена разочаровалась в браке с ним» и ушла, забрав не только ребенка, но и немало личных вещей истца, включая мантию, подушку, массу мелких предметов одежды заодно с комодом, в котором они хранились, две туники, всяческую кухонную утварь и иной сельхозинвентарь. Далее покинутый отец жалуется, что, хотя он исправно посылает своей бывшей средства на пропитание ребенка, та отказывается возвращать его вещи. А тут еще ему рассказали, что жена не просто ушла, а сбежала к некоему Нилу, за которого вышла замуж и которому досталось всё украденное добро. Засим его терпение лопнуло, и он подает настоящий иск (P. Heid. 13). Однако большинство краж, особенно в крупных городах, в отличие от вышеописанного случая ничего личного под собой не имели. О самом Риме и говорить нечего: огромный город открывал перед среднестатистическим злоумышленником несоизмеримо больше возможностей, чем какая-нибудь захудалая египетская деревушка, и покушаться на имущество ближайших соседей римским ворам было без надобности.