Бесславный (ЛП)

— Враг, что хочет нам навредить, внутри нас, Ник. Он со всей страстью ненавидит нас, и он делает нас слабее, озвучивая оскорбления, от которых нам не сбежать. Не важно, что мы пытаемся сделать и делаем. Когда мы остаемся одни, эти пытки не прекращаются. И особенно ночью, когда мы пытаемся уснуть, а рядом никого нет, — любовь в ее глазах опалила его, она потерла большим пальцем его щеку. – Но наш разум возвращается и прогоняет это безумие прочь. И мы не те, кем выставляет нас этот голос. Мы сильнее этого, и наш темный, уродливый преследователь это знает. Я думаю, именно поэтому он нас так ненавидит. Потому что знает, что мы можем сразить его в одиночку. Мы можем отправить его в самые темные уголки души, коим он и принадлежит. Может закопать там глубоко, чтобы не слышать эти голоса которые мучают нас и причиняют боль. Он не контролирует нас, и мы не обязаны его слушать.

Она улыбнулась, глядя вверх на него.

— Никто не защищен от темного преследователя. Мы все имеем раны, которые никогда не исцелятся. Они так глубоки и заливают нашу душу реками крови с невыносимой агонией. То, что мы испортили не возможно исправить. Но это не правда. У нас есть наша жизнь, Ник. И за каждый день ее благословим. Плохие времена дают нам урок о нас и о других. Но более того, они показывают нам, насколько мы сильны. Мы переживаем то, что уничтожает слабых и каждый день одерживаем победу над преследователем. Мы с тобой именно такие. Мы не овцы, которых ведут на убой. Мы бойцы, и в сердце наших темных сражений мы не сдадимся и не отступим. Мы погрозим кулаком небу и прокричим: «Ну пока, что у тебя есть. Потому что я приложу все усилия и выиграю, не важно, чего мне это будет стоить. Ты можешь сбить меня с ног, но я все равно не остановлюсь. Я встану, и тогда твоя кровь польется фонтаном.»

Он хотел в это верить. Правда.

— Я так устал, Коди, — выдохнул он. – А это накатывается и накатывается. Все, что я делаю, все не так. Все, к чему прикасаюсь, становится дерьмом, и я до смерти устал от обвинений в том, что я не делал.

— Это преследователь говорит, а не ты. Я знаю моего Ника. Мой Ник сильный.

Его боль усилилась, он облизал губы.

— Если я останусь жив, ты или мама умрете. В чем смысл?

— В чем смысл? – спросила она недоверчиво. – Смысл во вкусе и ценности каждого момента, каждого дыхания. Они прекрасны, потому что ограничены. То, что есть в изобилии не имеет значения. Это выкидывают, даже не задумываясь. Но счастье, победа и жизнь священны, потому что они мимолетны и скупо отмеряны.

— А боль никогда не кончается, — кстати, говоря об изобилии. Она обрушивалась так быстро, что он был погребен под ней.

— Это не правда и ты это знаешь. Боль гораздо короче других эмоций. Да, она с нами какое-то время, но в конце концов она уходит. Всегда. Ты помнишь, что ты сказал Брайнне, когда не дал ей убить себя?

— Что я ношу безвкусные рубашки?

Улыбнувшись, она покачала головой.

— А остальное?

— Не совсем.

— Ты сказал: «Я знаю, что тебе больно. Поверь мне, я знаю, как ты себя чувствуешь, когда такое ощущение, что твои зубы вогнали в твою глотку так глубоко, что ты кашляешь остатками чувства собственного достоинства. И в желудке появляется дурное чувство, что ты этого больше не вынесешь. Что жизнь чертовски тяжела и не станет лучше. Что ты гуляешь по канату и пытаешься удержаться на нем вцепившись пальцами ног, потому что страховочной сети нет, а ты буквально в одном чихе, чтобы размазаться по полу. Но ты не одна. Не одна. Куча людей переживают за тебя. Людей, которые любят тебя, и если с тобой что-то случится, они этого не вынесут».

— Люди, которые умрут, если я останусь жить, — напомнил ей Ник.

— И ты думаешь, что мы не будем опустошены, если потеряем тебя?

Нет, об этом он совсем не подумал.

— У всего есть другая сторона, Ник. Две перспективы. Воспоминания о событиях двух людей вовсе не одинаковы. Они изменяются под влиянием наших глубоких эмоций, и в нашем мозгу они окрашивают каждое входящее воспоминание. Сколько раз ты спорил с кем-то о прошлых событиях, когда они заявляли, что случилась одна вещь, но ты это помнишь не так?

Все время.

— Но…

Она закрыла ему рот ладошкой, не давая говорить.

— Ты знаешь, что такое суицид?

— Ага, смерть.

Она покачала головой.