Бесследно исчезнувшая

– Школа полиции. Потом полицейский округ Катарины в Сёдермальме, стажер, аспирант, инспектор. Затем учеба снова, Стокгольмский университет, двести сорок пунктов по поведенческим наукам. Криминология, социальная психология, курс этнологии. – Он посмотрел на нее поверх очков. – Почему поведенческие науки?

«Потому что я запуталась, потому что хочу понимать людей».

– Это показалось… интересным.

– Ты говоришь по-испански, насколько я понял? И по-немецки, и по-португальски?

– Я выросла на Тенерифе. Мой отец по национальности немец. Я понимаю по-португальски, но говорю не особенно хорошо.

– Английский?

– Угу.

Комиссар закрыл папку.

– Принимая эту должность, я настоял на праве набрать сюда немного моих собственных людей. И хочу видеть тебя здесь.

Она не ответила, лишь внимательно наблюдала за ним. Что он имел в виду? Почему упомянул ее образование?

Комиссар отложил в сторону папку и сдвинул очки на лоб.

– Почему ты закончила в Катарине? И решила начать снова?

Нина молча смотрела на него какое-то время.

«Потому что несколько поколений моей семьи были связаны с криминалом. Потому что и я выбрала ту же стезю, хотя и двигалась с другой стороны. Потому что я застрелила моего брата на наркоферме в Марокко».

– Почувствовала, что хочу развиваться… и у меня есть опыт, чтобы принести пользу.

Комиссар кивнул снова, спокойно посмотрел на нее.

– Мы не используем здесь полицейский жаргон, – сказал он. – Ищем все нестандартное, у нас любые отклонения в почете. Нам нужны женщины, педики, черные, лесбиянки, академики, все, кто хоть чем-то отличаются от нормы.

Неужели он тем самым пытался шокировать ее? В таком случае ему требовалось попробовать что-то покрепче. Или он выяснял ее сексуальные предпочтения?

Нина не ответила.

Комиссар еле заметно улыбнулся.

– Поскольку ты квалифицированный полицейский, у тебя есть все профессиональные навыки, ты умеешь проводить допросы в той мере, насколько найдешь это необходимым. Но нам ты нужна в качестве оперативного аналитика. Тебе действительно так важно пройти вводный курс?

Нина посмотрела на него, ничего не ответив.

– Я имею в виду, что ты и так сумеешь справиться, Ламия организует для тебя пропуск и компьютер, а познакомиться с коллегами ты сможешь и потом.

Ламией звали встретившую ее блондинку.

Нина с удовольствием прошла бы вводный курс. Она сомневалась, справится ли с упомянутой комиссаром процедурой. Систему наверняка усовершенствовали за четыре года, прошедшие с тех пор, как она ушла из полиции.

Шеф КРС воспринял ее молчание как положительный ответ.

– Ты знаешь, кто такой Ингемар Лерберг? – спросил он.

На поиски в памяти у нее ушли доли секунды – ушедший в отставку политик.

– Конечно, знаю.

Комиссар открыл вторую папку и вернул очки на нос.

– Лерберга нашли избитым в его собственном доме в районе Солсидан в Сальтшёбадене, он вряд ли выживет. Мы получили просьбу о помощи от полиции Наки, у тебя есть там какие-то контакты?

«Солсидан, это же вроде комедийный телесериал?» – припомнила Нина.

– Нет, непосредственно ни с кем не знакома.

Комиссар протянул ей папку через письменный стол.

– Мы создадим следственную группу сегодня в течение дня, два-три человека для начала. Я хотел бы, чтобы ты прокатилась туда и посмотрела. Не бойся спрашивать, если у тебя есть какие-то вопросы, смотри на это как на первое задание.

Комиссар поднял на нее глаза и откинулся на спинку кресла.

– Мы соберемся в совещательной комнате завтра в девять утра. Возьми с собой все необходимое. Ламия организует для тебя машину.

* * *

Дом стоял уединенно в конце улицы, недалеко от маленькой станции.

Анника Бенгтзон выключила дворники, наклонилась вперед и, прищурившись, посмотрела сквозь ветровое стекло. Обдуватель гнал ей в лицо спертый теплый воздух, она отключила его и окинула взглядом улицу.

Полиция Наки оградила разворотную площадку и кусок дороги, весь земельный участок и часть соседского газона. Большинство других журналистов уже припарковали машины на обочине и либо сидели в жаре за запотевшими стеклами, либо болтались у ограждений. В первом новостном сообщении утверждалось, что Ингемар Лерберг мертв, но потом сообщение изменили на «получил тяжелые повреждения». Исходная ошибка, пожалуй, и объясняла столь неординарный интерес средств массовой информации. Убитый политик ведь всегда оставался убитым политиком, даже если он просиживал штаны в социальной комиссии Наки. А Лерберг вдобавок являлся скандально известным членом риксдага из тех, чьих фотографий всегда хватало в архиве.

Анника глубоко вздохнула. Насилие по-прежнему вызывало у нее панические атаки, почти столь же сильные, как и большие скопления журналистов.

Она решила не покидать машину как можно дольше.