Бесследно исчезнувшая

Анника протянула ему снимок Норы, который распространила полиция, портретного типа из фамильного альбома, дополненный описанием. Нора Мария Андерссон Лерберг, двадцать семь лет, рост сто шестьдесят восемь сантиметров, длинные волосы пепельного цвета, серо-голубые глаза, нормальное телосложение, вес примерно шестьдесят пять килограммов. Вероятно, носит крест на шее, а также обручальное кольцо, без камня, из золота 750-й пробы. Одежда на момент исчезновения не известна. Кожа чистая, использует макияж. Принимает левотироксин из-за проблем со щитовидной железой. Не использует больше никаких других лекарств и не имеет аллергии.

– С удовольствием ее вывешу. – Практикант взял фотографию и быстро пробежал по ней взглядом. – Я хотел бы только сначала кое о чем спросить.

Анника вошла в «Фейсбук».

– Конечно, – кивнула она.

В самом верху на новостной ленте сообщалось, что ее коллега Хеландер позавтракал с секретным источником в «Шератоне». (Если имя информатора действительно требовалось сохранить в тайне, зачем понадобилось писать, где и когда он встретился с ним?)

Вальтер Веннергрен снова взял газету и принялся листать.

– Вот, на странице тринадцать.

Анника оторвала взгляд от экрана и посмотрела на парня.

– Речь идет о Густаве Холмеруде, – пояснил Вальтер.

Она отодвинула в сторону компьютер и подвинула к себе экземпляр газеты. Честно говоря, теперь по утрам она даже не удосуживалась перелистать ее.

– Что тебя заинтересовало? – спросила она и открыла нужный разворот.

На двенадцатой странице помещалась реклама лотереи нового типа. А на тринадцатой доминировали две фотографии. На одной был запечатлен улыбающийся мужчина, одетый в бумажный колпачок и слюнявчик, а на другой – молодая женщина в студенческой шапке.

«Я УБИЛ ЖОЗЕФИНУ», – гласил заголовок. «Маньяк признается в новом убийстве», – прочитала Анника расположенное чуть ниже пояснение, набранное мелким шрифтом. И сразу же узнала эту блондинку, Ханну Жозефину Лильеберг из деревни Тебю, девятнадцати лет, найденную убитой на Кунгсхольмене в Стокгольме пятнадцать лет назад.

И пусть с той поры минуло много лет, Анника отчетливо вспомнила те события, словно все произошло вчера. Ее первое лето в «Квельспрессен», когда она подменяла отдыхавших в отпуске сотрудников, неимоверно жаркий день в конце июля, то, как она смотрела на место преступления сквозь черные железные прутья. Глаза Жозефины, смотревшие прямо на нее, мутные и серые, ее запрокинутую голову, открытый в беззвучном крике рот. Синяк на левой груди, уже приобретавший зеленый оттенок живот. Шершавый серый камень на заднем плане, тени от листьев, сырость и жару, тошнотворный запах.

– Почему никто другой не пишет об этом? – поинтересовался молодой человек.

Анника положила руку на щеку улыбающейся девушки.

– Пожалуй, у нас источники лучше, чем у других, – сказала она тихо.

Сегодняшнюю статью написал Хеландер. Основной текст представлял собой сумбурный отчет о фантастическом прорыве в поисках неизвестного убийцы Жозефины – сейчас, наконец, вроде бы появился шанс раскрыть тайну убийства этой молодой женщины после пятнадцати лет неизвестности. Анника посмотрела в сторону окна, на дождь, оставлявший следы на стекле.

– Это было нестерпимо жаркое лето, – сказала она. – Знаешь, тогда Швеция превратилась в банановую республику: плюс сорок на улице, проценты по кредитам высотой до небес, и мы здорово преуспели в футболе…

Вальтер Веннергрен, ничего не понимая, захлопал глазами. Ну конечно, это же было в каменном веке, и он еще тогда ходил в садик.

– Жозефину нашли за надгробием на маленьком еврейском кладбище в Крунубергском парке. Она лежала там голая, задушенная… Считалось, что это сделал ее парень. Его звали Йоахим. Он так никогда и не предстал перед судом.

– Но сейчас Густав Холмеруд взял ее смерть на себя. Этого достаточно для обвинения?

Анника сложила газету, допила остатки кофе из кружки и встала, держа ее в руке.

– Вероятно, нет. Сейчас Холмерудом занимается новый прокурор, старый пошел на повышение. Я пойду принесу еще кофе, ты будешь?

Парень выглядел испуганным.

– Ты действительно это пьешь?

На ее столе ожил телефон. Звонил Андерс Шюман:

– Анника, ты можешь зайти ко мне?

Он наблюдал, как Анника Бенгтзон совершила прогулку до кофейного автомата. Ему стоило серьезно подумать о дресс-коде для сотрудников редакции, он не должен позволять, чтобы репортер, выглядевший таким образом, представлял его газету где-то в городе. На ней было некое подобие пиджака, джинсы и мятая блузка, и она явно не вымыла сегодня волосы.

Журналистка отодвинула в сторону дверь и сунула голову в его кабинет.

– Что?

– Входи и закрой за собой дверь.

Анника шагнула внутрь и поступила со стеклянной дверью согласно его приказу, повернулась к нему, но дальше не сдвинулась с места. Вообще-то вблизи ее одежда выглядела не столь уж плохо. Сидела немного странно, словно Аннике утром не удалось упаковать себя в нее надлежащим образом. И джинсы определенно были ей велики.

– Как дела? – спросил он, пытаясь придать лицу непринужденное выражение.