Бесследно исчезнувшая

Шюман опубликовал свой контракт с «Телевидением Швеции» (он точно был их штатным сотрудником, а никак не фрилансером), свои декларации о доходах за те годы, когда показывали телевизионный фильм, и первый раз, и повторно (он действительно не зарабатывал миллионных сумм тогда, являлся репортером государственного телевидения без каких-либо дополнительных доходов, кроме зарплаты), свою купчую на дом, оформленную тридцать один год назад (смотрите все, я приобрел его задолго до того, как сделал ту программу), а в Сети находились все другие декларации, доступные в PDF-формате для тех, кого это интересовало. Туда выложили также фотографию их дома (роскошной виллы?), вид с его веранды (нигде никакого моря, насколько хватало глаз) и, на всякий случай, снимки автомобилей его самого и жены (похожи на шикарные лимузины «сааб» и «вольво»?).

Он вздрогнул, когда ожил его аппарат прямой связи. Звонили с коммутатора.

– Андерс? Ты можешь пообщаться с Агентством новостных сообщений? Это относительно заявлений в полицию.

Он уставился на телефон.

– Заявлений в полиции?

В динамике щелкнуло.

– Андерс Шюман? – поинтересовался мужской голос.

– В чем дело? – спросил он коротко.

– Это Андерс Буртнер из Агентства новостных сообщений. Меня интересует, не хочешь ли ты прокомментировать заявления, поступившие на тебя в полицию?

Шюман посмотрел на свою книжную полку, на справочную литературу, к которой возвращался снова и снова, его провожатых в мире вечерних газет, замусоленный бестселлер Гюнтера Вальрафа «На самом дне» 1986 года издания, купленный им, когда он только вышел, «Рассказы из нового государства» Гийу и Шютте и подборку ежегодников Клуба публицистов.

– Какие заявления? – спросил он.

– Ты разве не слышал…

– Нет, – отрезал Шюман.

«Только так, продемонстрировать силу, – подумал он. – Кто круче, тот и выигрывает».

Репортеру понадобилось время, чтобы собраться с мыслями.

– На тебя заявили в полицию, обвинив в мошенничестве и подделке документов, – сообщил он наконец. – Налоговики проверят твои декларации за последние десять лет, дальше они, к сожалению, не вправе заходить, если верить моему источнику, на тебя пожаловались в Государственную комиссию по защите прав потребителей…

Шюман откинулся на спинку кресла и тупо уставился в стену перед собой.

– …Комитет по радио– и телевещанию и омбудсмену юстиции…

– Господи, сколько общественных ресурсов коту под хвост, – сказал он. – Это же все чушь.

Репортер замолчал.

– Чушь?

– Везде результат будет нулевой, неужели трудно понять?

– Таков, значит, твой комментарий, что это все чушь?

– Можешь быть уверен, черт тебя побери, – сказал он и положил трубку.

Потом поднялся и сделал три круга по комнате.

Так ему и надо, этому дьяволу.

А затем он стоял и смотрел на свою книжную полку. Гюнтера Вальрафа неслыханно критиковали и опровергали на протяжении всей карьеры, его пытали греческие полицейские, сажали в тюрьму и обвиняли, без всяких на то оснований, в сотрудничестве со Штази. Ян Гийу разоблачил шпионаж соцдемов в отношении собственного народа, он тоже сидел в тюрьме, и его несправедливо обвиняли в том, что он агент КГБ. Подобное зачастую случалось с независимыми репортерами, им приходилось принимать удары от истеблишмента, это было частью работы.

Шюман почувствовал, как к нему постепенно возвращается душевное равновесие.

«Свет истины» едва ли принадлежал к властям предержащим. Сетевые тролли состояли сплошь из мелких людишек, в обычных условиях не способных постоять за себя, тех, кого он и поставлен был защищать.

Однако постепенно его начали одолевать сомнения.

Интервью с репортером новостного агентства, пожалуй, получилось не особенно сбалансированным.

Он посмотрел на телефон, поколебался секунду, а потом нажал ноль для выхода на коммутатор.

– Меня больше ни для кого нет сегодня.

И тут его охватил страх.

Что он наделал?

Чушь?

О боже, за эту выходку он еще поплатится.

Домовладельца Каггена звали Ханс Ларсен, и он жил по адресу Валёвеген, 73, всего в какой-то сотне метров от лесного массива, простиравшегося в сторону Кроктрескена. Нина припарковалась рядом, вышла из машины и заперла ее. Отсюда ей не было видно тропинку, по которой она совсем недавно начинала прогулку к месту преступления.

Дом, служивший жилищем Каггену, заметно отличался от других в том же районе. Одноэтажный, с плоской крышей и маленький по площади, он казался бедным родственником среди своих шикарных соседей, построенных или модернизированных за последнее десятилетие. В результате они получили слегка наклонные крыши, преимущественно покрытые черепицей, но не номер 73. Его фасад из темно-коричневых деревянных панелей давно требовалось покрасить. Почтовый ящик висел наискось, ни о каких клумбах у крыльца не было и речи. Окна закрывали грязно-белые занавески, мешая заглянуть внутрь.

У Ханса Ларсена явно отсутствовали и желание, и ресурсы для приведения своей собственности в порядок.

Он открыл входную дверь, как только Нина выбралась из автомобиля.

– Это ты из полиции?