Граф приучил меня к боли и страху, и спустя несколько лет одиночества сами эти понятия стали ассоциироваться с ним. Чувствуя боль, я чувствовала его рядом. А когда я боялась, то мне казалось, будто это его алые глаза смотрят на меня из тьмы сквозь прошедшие годы. О каком излечении мог говорить Викторий, если болезнь стала частью меня?
Я не могла жить спокойно, потому что само понятие спокойствия исчезло из моей жизни после замужества. А теперь, когда графа не было рядом, когда я могла пытаться что-то наладить, я делала прямо противоположное – я сама нашла себе мучение и терзала себя им раз за разом.
Мучение заключалось в том, что я следила за этой семьей, моими дальними родственниками.
Они были живыми, и они были счастливыми.
Барон был суров, но заботлив, и кажется, действительно уважал и любил свою жену. Их дети росли, превращаясь в настоящих рыцарей и главное, это были их родные дети. Их родные, живые дети.
С графом я не могла рассчитывать ни на что вышеперечисленное, но одним взглядом своих голодных глаз он мог заставить меня испытывать целую гамму чувств от страха до горячего желания.
Глядя на чужое, такое простое и доступное всем, кроме меня, счастье, я плакала. Я смотрела на то, чего навсегда меня лишил граф, и испытывала от этого боль, к которой так привыкла за годы жизни с ним.
Словно привязанная я наблюдала за тем, как взрослеют дети, как покидают замок, чтобы стать оруженосцами. Я завидовала, но не уходила. Я облюбовала себе винный подвал и каждую ночь, а иногда и днем, словно привидение бродила по коридорам того, что я прежде звала домом. Все переходы были знакомы мне, а мои скорость, зрение и слух позволяли мне не попадаться на глаза обитателям. Я была духом замка Фарго, печальным, страдающим по прошлому духом.
Питалась я в ближайшей деревне, а если кто-то и видел меня случайно, то я стирала у них воспоминания. Только однажды я не сделала этого – когда младший сын барона заметил меня, я просто скрылась, не сумев использовать против него свои силы, ведь он так напоминал моего брата.
Годы шли и вот уже последнему из детей барона пришла пора отправляться к другому лорду, чтобы стать оруженосцем. С каждым днем он становился все более похож на моего брата, и потому я отправилась с ним, простившись, наконец, с призраком своего прошлого, родительским замком и его новыми хозяевами, что были мне незнакомы, но в которых текла кровь моей семьи.
Иероним, как младший, не попал к новому графу Тулузы, и это было хорошо. Ведь если бы я вновь оказалась в замке, где испытала столько счастья, боли и страданий, то, наверное, сошла бы с ума окончательно, умерев возле ложа, в котором граф, мой граф, творил со мной что хотел.
В девятнадцать лет Иеронима посвятили в рыцари и теперь это был не юнец, но взрослый, красивый мужчина. Впрочем, красота его меня не особо волновала, ведь граф все еще был моей жизнью, и прекрасней него я никого не видела. Да и воспринимала я Иеронима, скорее, как своего ожившего брата, а не как мужчину. А сходство между ними было поразительным – Иерониму достались те же глаза и волосы, та же линия подбородка. А уж оружием он владел, пожалуй, даже и лучше.
Как и мой брат прежде, он, в свои девятнадцать, уже слыл лучшим мечом государства и стал победителем последних нескольких турниров. Впрочем, младшему сыну и не остается ничего иного, кроме как пытаться заработать славу собственным трудом – титул и владения всегда отходят к старшему, а если старше тебя двое, то ждать чего-то бесполезно.
Но не внешность, и даже не воинское мастерство, делали его столь похожим на того, с кем я росла. Он светился изнутри, его взгляд, как и прежде у брата, горел живым огнем, он был так же дерзок в позициях и обладал тем же бунтарским нравом.
И я познакомилась с ним.
Я не знаю, зачем и для чего я сделала это. Граф по-прежнему не выходил у меня из головы, но, когда я наблюдала за Иеронимом, моя боль от упущенных возможностей смешивалась с давно забытым теплым чувством заботы о ком-то.
За девять лет наблюдения за ним мне казалось, что я знаю его как родного сына, которого у меня теперь не могло быть.
Я знала, как он хмурит брови, когда что-то идет не так, как он хотел, как злится и радуется, когда его никто не видит. И как учтиво он ведет себя на пирах. Я знала, что говорят о нем молоденькие девушки и переживала из-за того, что он пока так и не успел ни в кого влюбиться.
Я с закрытыми глазами могла представить его улыбку и то, как он поправляет волосы.
Я хотела, чтобы он был счастлив.
Возможно, именно поэтому мне и не стоило заводить с ним знакомство. Ведь вампир – не тот приятель, которого стоит искать. Но я не смогла себе отказать.
К тому времени Иероним принес вассальную присягу лорду Арману, виконту Тулузскому, и жил в его замке. Мне не составило труда раздобыть карету и прибыть туда, представившись вдовой мелкого межевого рыцаря.