Бессмертие мистера Голдмена

Он обернулся. Девушка больше ничего не говорила, она просто указала рукой в сторону большого экрана. Браун проследил за этим жестом, и тут же наткнулся на изображение Гордона Элиота.

- Артур! Твою мать! Что у тебя там происходит?!

- Мистер Элиот…

- Сукин сын! Если ты сорвал эксперимент, я тебе шею сверну, ты понял меня! Отвечай!

- Мистер Элиот… я…

- Внимание, перегрев центрального процессора. Целостности системы нарушена, системе нанесен непоправимый ущерб. Персоналу необходимо принять экстренные меры для восстановления охлаждения процессора.

- Что? - переспросил глава корпорации. - Что за дерьмо у тебя там творится?

- Я сейчас все вам объясню… - только и успел проговорить Браун, как Гретта перебила его, в последний раз.

- Внимание… внимание… система…

Все потухло. Мониторы, датчики, приборная панель, изображение Гордона Элиота на большом экране. Все было кончено. Комплекс был мертв. Люди боялись пошевелиться и сидели в полной тишине. Артур Браун не мог поверить в то, что все это произошло. Он просто отказывался в это верить.

Браун был далеко не глупым человеком. Он прекрасно понял, что, наверняка, все данные стерты, а образцы в инкубаторах погибнут с минуты на минуту, но они не смогут ничего с этим поделать, так как заперты в этом темном помещении, наполненном толпой беспомощных людей.

Все было кончено, и единственный человек, который сейчас смог бы все восстановить, был в бегах.

Да… все было кончено, но Артур Браун не собирался сдаваться.

- Майор Гилмор, - произнес он в темноту.

- Да, сэр. Я здесь.

- Мне необходимо открыть эту дверь. Для вас есть работа.

* * *

Она сидела на сырой земле, затянувшейся влажной травой. Под сенью ветвистых деревьев, она чувствовала себя в безопасности, хотя страх все равно сжимал ее сердце. Она боялась, боялась до такой степени, что порой забывала дышать.

Оборачиваясь на каждый хорош, она вздрагивала, и ее маленькие испуганные детские глазки старались увидеть его.

Его…

Да. Она до сих пор видела перед собой его глаза. Эти дьявольские глаза, наполненные жестокостью, беспощадностью. Стоило только сомкнуть веки, как она снова наблюдала за его медленными шагами, когда он приближался к ее братику, а в его руке, в свете горькой белой луны, ярко блестел нож. Она жалась к дереву, представляя, что этот ее платяной шкаф, в котором она любила прятаться. Вжималась и надеялась, что он не сможет ее найти, что он пройдет мимо, и он прошел.

Она сидела и смотрела перед собой. Смотрела, как колышется трава под пронизывающим ветром, а в голове, раз за разом, раздавался крик. Ее собственный крик, когда чудовище уже ушло, забрав с собой всю ее семью. Она видела себя со стороны. Вот она выбралась из шкафа, спустя долгое время. Находиться в нем больше было невозможно: там нечем было дышать. Обняв себя за плечи, закрывшись от всего внешнего мира, она подошла к кровати своего братика, чтобы спросить, кто это был. Но братик молчал.

Тряся его за плечо, она все твердила, что ей страшно. Она говорила ему, что боится, что чудовище может вернуться в каждую минуту. Говорила, что помнит его лицо, которое несколько раз поворачивалось к ней, но его глаза не заметили маленькую черную щель между дверьми шкафа, за которой она спряталась.

Братик не отвечал. Она решила, что он очень крепко спит. С ним такое бывало. Да, бывало. Когда они заигрывались допоздна с голограммами животных, играя в свой собственный зоопарк. Она любила жирафов, а братик слонов.

Слоны! Точно! Слоны! Он наверняка проснется, если она изобразит их крик! Проснется и решит немного поиграть с ней, чтобы страх окончательно ушел. Братик проснется, включит свет, закроет дверь, и они будут играть до самого утра, а потом уснут в одной кровати, чтобы было совсем нестрашно.

Но он не двинулся. Сколько бы она не звала его, сколько бы не трясла за плечо, он не оборачивался к ней лицом. В какой-то момент она поняла, что кричит слишком сильно, и сейчас разбудит весь дом. Зажав рот руками, она тихонько вышла из комнаты, чтобы заглянуть к родителям.

В квартире было темно, но на первом этаже горел небольшой ночник, и его спокойный зеленовато-синий цвет мягко стелился по полу и стенам. Она прошла дальше. Чудовища здесь не было, ведь она наверняка увидела бы его в этом свечении, а так, все было спокойно. И тихо.

Тихо?

Она не услышала храпа своего отца. Мерный, глубокий, она любила засыпать под эти смешные звуки, доносящиеся из соседней комнаты.

Она заглянула к родителям. Они спали.

Каждый на своем месте. Мама слева, а папа справа. Она подумала, что, забравшись тихонечко на их кровать, она сможет прогнать остатки того кошмара, который ей привиделся. Да, именно привиделся. Это был просто он. Плохой сон, какие, бывало, снились ей.

Она подошла к кровати родителей, и, проходя, слегка коснулась ноги своей мамы. Она почувствовала холод.

Вскарабкавшись на середину постели, она тихонечко легла прямо между ними, и от этого ей стало так хорошо и спокойно, как бывало раньше, когда ее родители - защитники - отгоняли дурные сны.