Мы разразились аплодисментами и оставили ее вопрос без ответа, накинувшись на угощение. Заметно подобрев после еды и уже не испытывая друг к другу такого сильного научного отвращения, как пять минут назад, мы закурили и продолжили беседу в более сдержанном тоне.
— За утерю артефакта нам еще придется ответить, — сказал Савинков, — поэтому давайте все-таки найдем ей объяснение.
— Я думаю, что сработал закон сохранения массы, — предположил Антончик. — Надо было забросить туда что-нибудь в качестве «противовеса», например Леона…
— Твоя масса подходит больше, — огрызнулся я, — да и значимость для проекта настолько мала, что такую замену никто бы не осудил.
— Не отвлекайтесь, — потребовал Савинков. — Что думает женская часть коллектива?
Елена Владимировна улыбнулась и повторила заданный перед ужином вопрос:
— Так почему же исчез обломок? Может быть, Гриша снова недалек от истины?
— Он «недалек» в принципе, — мстительно сказал я.
Антончик снисходительно похлопал меня по плечу и, самодовольно улыбаясь, заметил:
— Для ведущего специалиста лаборатории — мелковато…
— Так объясни нам, в чем же дело, если такой «глубокий», — вступился за меня Епифанцев.
Я молча пожал программисту руку.
Антончик задумался, и, прежде чем он успел раскрыть рот, чтобы выдвинуть очередную теорию, меня осенило. Мысль была настолько ясной и простой, что я испугался, как бы она не ускользнула. С настоящими озарениями так чаще всего и бывает, поэтому их лучше выкладывать сразу, не придерживая.
— Мы прорезали не только пространство, мы еще и заглянули лет на триста вперед… Это же очень просто! — воскликнул я и зашарил по столу в поисках бумаги и чего-нибудь пишущего.
Все присутствующие, настороженно глядя на меня, замолчали.
— Вот, взгляните, — я обозначил на листке Землю ровным черным кружком. — Здесь мы. Точка «А».
Затем я нарисовал другой кружок и поставил над ним штрих.