И такой же рай стремился создать отец Павел в своей семье. Любящий отец, нежный семьянин, скромный священник, но прежде всего гений. Все можно укротить и вогнать в каноны, но мысль яростную, не подчиненную — куда ее денешь?
К чему бы ни прикоснулся Павел .Флоренский своей мыслью, все начинало сиять и светиться новым неповторимым светом. Он открыл словарь на слове «истина» и прочел по-литовски «естина». Значит, истина — это то, что есть, то, что достоверно само по себе и не нуждается в доказательстве, как солнце на небе.
Такой подход опережал движение философской мысли на годы. Пройдут десятилетия после выхода книги Флоренского «Столп и утверждение истины», и появится целлон направление лингвистической философии. Лингвистическая философия станет очень пристально всматриваться в слова и придет к выводу, что почти все научные определения упираются в расплывчатые и многозначные значения, которые мы придаем словам. Мысль уперлась в тупик. Все формулируется словом, а слово по природе своей неточно.
Флоренский, нащупав условность слова, сразу нашел выход из тупика. Это интеллектуальное словотворчество. Мыслитель сам создает свою мифологию вокруг слов, не скрывая субъективность творческого подхода. Так слово «истина» связалось со словом «есть», «быть», по-немецки «ist».
Флоренский был твердо убежден, что любая научная истина должна иметь конкретный
чувственный облик для человека. Ему принадлежит замечательный постулат доказательства бытия Божия. Если есть Троица Рублева, значит, есть Бог. Иконостас — не преграда между алтарем и молящимся, а окно в другой мир. Флоренский не отрицал, что икона — Символ, но для него Символ был большей реальностью, чем сама доска, на которой Троица запечатлена.
И здесь философ опережал время примерно на полстолетия. Позднее в трудах ученика Фрейда Юнга будет четко сформулировано учение об архетипах – прообразах мироздания, обладающих в равной мере субъективной и объективной природой.
Магнетизм Троицы Рублева притягивал взор Флоренского, внезапно открывшего в этой великой иконе геометрию Лобачевского. Да, да, именно Лобачевского. Ведь «воображаемая геометрия» великого геометра была действительна для зеркально выгнутых полусфер. Флоренский увидел, что геометрия иконы подчинена не Евклиду, а Лобачевскому. Перспектива изогнутого пространства такова, что не вы смотрите в глубь картины, а картина охватывает вас своей изогнутой полусферой – вы внутри иконы. Так елочный зеркальный шар отражает пространство всей комнаты, вбирая его в себя.
Флоренский назвал это «обратной перспективой». Оставался один шаг до главного открытия жизни. Вышла в свет на русском языке «Общая теория относительности» Альберта Эйнштейна, где все пространство нашей Вселенной оказалось искривленным именно по законам обратной перспективы Флоренского.
С этого момента начался духовный поединок отца Павла с великим физиком. С чем же не согласился Флоренский в теории относительности Эйнштейна?
Дело в том, что, согласно теории относительности скорость света во Вселенной не может
Превышать 300 000 км/сек. Все, что за пределами этой скорости, в формулах великой теории выступает со знаком минус, обозначается мнимыми величинами.
С этим фактом Флоренский не спорит, но он считает, что именно эти «мнимости в геометрии» обозначают» реальность не подвластную физике и космологии. Свёт выше скорости света — это «тот свет». Физически его нет, но, кроме физики, есть еще Дух…
Прервемся на время и вспомним, что Флоренский считает, что золотой фон древних икон символизирует свет невидимый или «тот свет». Почему голубое небо Италии и древней Византии обозначено золотым светом? Потому, что художники пишу незримое небо, небо, не видимое телесными очами.
Нет никакого сомнения, что священник Павел Флоренский увидел в формулах общей теории относительности фактическое подтверждение своей правоты. Он не согласен с Эйнштейном, но он согласен с его открытием: время и пространство по мере приближения к скорости света – 300 000 км/сек. Становится равным нулю. Ну а если перескочить через этот нуль и выйти в потусторонний мир? Сделать этот шаг Флоренскому помог Данте.
Читая «Божественною комедию», отец Павел заметил, что Данте, спускаясь все ниже и ниже по кругам ада, внезапно оказывается наверху и выходит в Чистилище. Это происходит только в том случае, если есть точка скручивания пространства по законам неэвклидовой геометрий. Спускаешься вниз – оказываешься наверху.
Так и случилось в жизни Павла Флоренского. Спускаясь все ниже и ниже по ступеням советского ада (высылка, ссылка, лагерь), он незримо для окружающих поднимался выше и выше по лестнице света. «Свет устроен таким образом, что давать можно только ценой страданий». Этот закон жизни Флоренский сформулировал и понял. «Само скверное в моей судьбе – фактическое уничтожение опыта всей жизни...»
Вот здесь Флоренский ошибся. Опыт жизни гения не в силах уничтожить никакой тиран.