Бессмертие: странная тема русской культуры

Парадокс иммортализма заключается в том, что если, с одной стороны, бессмертие есть фиксация индивида, предоставление ему возможности быть сравнительно неизменным в течение неопределенно долгого времени, то, с другой стороны, достичь бессмертия возможно только ценою сильнейшего изменения человеческой природы. То есть беспрецедентное ускорение развития происходит ради его торможения. Но поскольку прорыв к бессмертию может произойти, только если будут открыты способы искусственного вмешательства в человеческую природу, то нет оснований предполагать, что после достижения бессмертия это вмешательство прекратится, а не продолжится во имя следующих намеченных целей. Поэтому в антиимморталистской литературе наряду с опасениями, что бессмертие затормозит развитие, звучат еще более громкие опасения, что реализация имморталистского проекта приведет просто к полной гибели всего привычного нам мира.

Суммарное выражение подобных страхов можно увидеть в статье главного редактора «Вопросов философии» Владислава Лекторского от 1989 года: «А если бы удалось пойти дальше и сделать „пост-людей” бессмертными (а об этом тоже мечтают трансгуманисты), то это имело бы ряд роковых последствий. Во-первых, отпала бы необходимость в рождении новых людей, так как определенного количества бессмертных „постчеловеков” было бы достаточно для решения тех проблем, которые стояли бы перед таким обществом. Бесконечная жизнь одних и тех же существ свела бы к минимуму возможность социальных и культурных обновлений (правда, вряд ли в таком нечеловеческом обществе существовала бы культура). Такие главнейшие смыслоопределяющие ценности человеческой жизни, как забота о детях и стариках (которых в этом случае не будет), понимание другого человека и его проблем (которых тоже не будет), любовь к другому человеку, включающая в себя заботу и понимание любимого, осознание хрупкости человеческой жизни, исчезли бы; потеряли бы смысл такие добродетели, как мужество и героизм, ибо они предполагают самопожертвование и возможность потерять жизнь. Словом, исчезновение смерти означает исчезновение смысла человеческой жизни»[30].

Подобные опасения в философской литературе повторяются постоянно. Так, философ, специализирующийся на проблемах биологии и смерти, Ольга Суворова пишет, что в проектах имморталистов, несмотря на привлекательность, есть нечто пугающее, поскольку «выполнение таких проектов могло бы привести к непредсказуемым социальным и нравственным последствиям», они чреваты «глубокой психологической перестройкой человека, существенными изменениями в системе ценностей, в отношениях между людьми, в том числе между поколениями». В итоге «человек здесь подходит к особому рубежу, за которым сложившиеся традиции и парадигмы могут оказаться неадекватными»[31].

Ужас антиимморталистов вызывают не только изменения культуры, морали, общества — исчезнет сам человек как таковой! Как сказал Владислав Лекторский, постчеловек — убийца человека. «Ведь вообще неясно, как отразится на них (бессмертных людях) в социально-психологическом и нравственно-этическом отношениях — сама перспектива выхода жизни за видовые параметры, поскольку это предполагает существенное изменение человеческого организма с помощью „гомотехнологии”, что может угрожать утратой человеческой индивидуальности, идентичности личности и пр.», — осторожно замечал академик Иван Фролов[32].

Наиболее развернутую критику иммортализма в этом пункте последние 15 лет ведет нижегородец Владимир Кутырев. Так, обращая внимание, что имморталисты готовы отказаться от нынешней, белковой, телесности, он констатирует, что современная иммортология провозгласила «отказ от водно-углеродного шовинизма», что «для действительного бессмертия собственно живое не перспективно» и что фактически речь идет об «абиотизации бытия», так что все надежды на бессмертие просто маскируют «процесс вытеснения живых людей техникой». В итоге «философия бессмертия превращается в апологию смерти, но не сегодняшних индивидов, а человека как родового существа». Об имморталистах Кутырев говорит, что «им только кажется, будто они смогут принять стремительно нарастающую сложность. Когда примут, это будут не они»[33].