Женя тоже была бледна. Тонкие губы сжались, а расширенные зрачки не отрываясь смотрели в стекленеющие глаза Алекса. Жизни в них не было, но... виделось девушке начало уходящей в беспредельность тонкой нити с неведомым смыслом на ином ее конце. В наступившей с остановкой поезда тишине ощутила юная шаманка, как та незнакомая сила, что вошла в нее десять минут назад, когда ее руки ласкали камень артефакта, вновь оживает и разворачивается, словно пробуждающаяся змея, скользит обжигающим холодом по позвоночному столбу, пульсирует жидким пламенем в голове, бьется, ищет что-то... Кого-то. Миг — и грань самовосприятия преломила сознание Жени, ставшей Змеей, устремленной за ускользающим возлюбленным. Не в силах сдержать рвущийся к цели поток энергии, Женя со стоном пала на окостеневшую грудь Алекса и впилась в перекошенный последним криком рот глубоким поцелуем. Она не понимала своих ощущений, но теперь уже точно знала, что будет дальше. Извиваясь всем телом, ведьма намертво вцепилась в исчезающий кончик тонкой нити. И — чудо! — хлынувшая из нее нескончаемым потоком энергия наполнила эту слабую и ненадежную связь живительной силой. Уже не различая себя и вырастающую в бесконечность, с каждым мгновением все более разбухающую энергетическую артерию, воссоединяющую ее с любимым, змее-женщина, трепеща от восторга, ощущала стремительное приближение чего-то ужасающего своей мощью. Сверхструна то ли артерии, то ли пуповины яростно вибрировала и сокращалась, раздирая пространства и времена, разлучившие змееженщину и Великого Дракона. С ревом ворвавшись в Мир Страданий, Он заполнил собой все его пределы, сплетаясь с вечной своей подругой во всеразрушающем Танце Освобождения...
Со звуком сработавшей вхолостую мышеловки защелкнулись челюсти Алекса. Лицо его налилось краской, а в глазах заплясало пламя безумия. В том же пламени сгорала юная шаманка, в беспамятстве срывавшая одежду с обоих корчащихся на полу купе тел, сдиравшая ее, словно омертвевшие змеиные шкуры.
Страшные, нечеловеческие звуки безумной оргии вкупе со взрывной волной чуждой энергии гнали стадо обезумевших от ужаса пассажиров прочь из вагона, как можно дальше от эпицентра Со-Бытия. Сгрудившись в тамбурах, они выпрыгивали из поезда и, толкаясь, протискивались в соседние вагоны, заражая остальных пассажиров, уже ощутивших смутную тревогу, вирусом своей неуправляемой паники.
Неожиданно появившийся Федор Иванович, с боем пробившись сквозь месиво тел внутрь вагона, делал отчаянные попытки сдержать творящийся там беспредел. Невероятно, но за последние четверть часа он заметно постарел, и теперь определение «старец» было в отношении него вполне уместным.
Заняв величественную позу над воющим, хрюкающим, шипящим и бьющимся в экстазе двуединым существом, старец-ведун воздел руки и начал нараспев произносить слова древней молитвы-заклинания, призывающей самых могущественных богов и духов Вселенной, дабы усмирить Хаос и остановить Разрушение. Но не успел он пропеть на древнерусском праязыке и нескольких слов, обращенных к владыке Велесу, как извивающийся в судороге страсти клубок тел издал очередной хриплый протяжный стон, взбрыкнул нижними конечностями — и чья-то смуглая (или грязная?) пятка нанесла мощный удар в область жизненно важных органов старца.
Ойкнув на полуслове, он взвыл, перекрыв стоны яростного совокупления, и повалился на пол, схватившись обеими руками за причинное место. Следующий удар одной из четырех ног вследствие ее спонтанного и неожиданного распрямления пришелся Федору Ивановичу прямо в висок и надолго выбил старца из Яви.
Возможно, это было начало гибели Мира Грязи. Возможно, волны Хаоса, разбегающиеся из эпицентра, могли вот-вот опрокинуть устои Мира и обрушить его внутрь себя. Но этого не случилось. Вероятно, те несколько слов заклинания, которые успел произнести Федор Иванович, все же развернули Первочеловека ликом Велеса в Явь, и узрел он творящееся там безобразие.
Так или иначе, но в вагон стремительными шагами вошел Бергалов. Лицо его, озаренное нездешним светом, было хмуро и полно решимости. Огромные изогнутые рога почти явственно венчали его уродливый череп, а с плеч словно бы ниспадал плащ из лохматых шкур. Вслед за Велесом-Бергаловым, еле поспевая, семенил начальник поезда, за ним редкой цепочкой следовали милиционер, врач и два санитара.
Перешагнув через неподвижное тело старца, человекоорудие бога схватило огромными руками-клешнями все еще продолжающее дергаться в непрекращающемся экстазе тело дочери и, легко подняв его, кинуло на боковую полку. Тело Алекса было подхвачено под мышки и усажено на полку внутри отсека, уже неоднократно явившую ему сегодня свое казенное гостеприимство. С брезгливой гримасой набросив дорожное полотенце на эрегированный фаллос Алекса, богочеловек грозно нахмурил брови и вопросил громовым голосом, от которого бросило в дрожь даже бывалых санитаров:
— Ты что творишь, змееныш?! В глаза смотреть, в глаза!