Бессмертная любовь

Внезапно оборотень выпрямился, яростно взревел и бросился на вампиров, вступив в бой рядом с потрясенной, но быстро приспособившейся к совместному бою Реджин. Вскоре оба подручных вампира были обезглавлены. Айво и рогатое создание стремительно телепортировались прочь – бежали! Непонятный Лотар молча кивнул и исчез.

Оборотень метнулся к Люсии, а потом наклонился над ней. Она смотрела на него с благоговейным ужасом. Анника закрыла глаза, а когда снова их открыла, оборотень исчез. Люсия осталась лежать, дрожа всем телом.

– Что это было? – вскричала Реджин.

В это мгновение появилась Кэдрин Хладносердечная, стремительно вошедшая через веранду.

– Что здесь произошло? – спросила она, держа меч перед собой и гибко поворачивая запястье, чтобы описывать клинком круги.

– Напали вампиры. И притом ты только что разминулась с оборотнем, – промямлила Реджин, отчаянно разбирая завал. – Чудище расплющило Аннику…

Последней удалось просунуть руку через обломки, и Реджин ухватилась за нее и вытащила Аннику наружу. В глазах ее стоял туман.

Эмма проснулась на закате – и нахмурилась, вспоминая подробности этого утра. Она неясно помнила, как большие теплые руки Лахлана разминали ее закаменевшие мышцы, иона стонала, пока он массировал ей шею и спину.

Возможно, Лахлан все-таки не обезумевший жестокий зверь. Эмма точно знала, что ему хотелось заняться с ней любовью – она чувствовала, насколько сильным было его желание, – однако он сдержался. А потом, уже позже, она почувствовала, как он вышел из душа и забрался к ней в постель. Его кожа все еще была влажной и теплой. Он притянул Эмму к себе и пристроил ее голову на своей руке. Хрипло произнеся какое-то незнакомое слово, похожее на проклятие, он все-таки не дал волю своему желанию.

Эмма инстинктивно почувствовала, что Лахлан лег между ней и окном, а когда он привлек ее к себе, поняла, что находится под надежной защитой.

Она села в постели и осмотрелась. Если Лахлан и заметил, что она проснулась, он никак это не показал, продолжая сидеть в темном углу и наблюдая за ней светящимися глазами. Эмма потянулась к лампе у кровати и заметила, что та лежит у кровати, разбитая.

И вообще вся комната была… разгромлена.

Что случилось? Кто сотворил такое?

– Одевайся. Мы уезжаем через двадцать минут.

Лахлан устало поднялся.

– Но…

Дверь за ним закрылась.

Эмма недоуменно взирала на следы, оставленные когтями на стенах, на полу, на мебели. Все было изодрано на куски.

Она опустила взгляд. Нет, не все. Ее вещи стояли позади истерзанного кресла, как будто Лахлан их спрятал, зная, что должно произойти. Одеяло, которое он в какой-то момент утра повесил на карниз поверх занавесок, продолжало висеть на месте, создавая дополнительную защиту от солнца. А кровать? Следы когтей, набивка матраса и перья окружали Эмму словно кокон.

Сама она осталась нетронутой.

Глава 9

Если Лахлан не желает объяснять, почему он разнес на куски гостиничный номер, ну и прекрасно. Быстро надев юбку, блузку и сапожки и очень решительно повязав на голову платок, Эмма достала из сумки плеер и пристегнула к руке.

Взгляд ее упал на след от ожога – и Эмма моментально начала дрожать. Впервые с того момента, как она застыла в своей бессмертной форме, воспоминание об «уроке света» возникло в ее памяти совершенно ясно…

С ней сидела ведьма. Эмма была у нее на руках, когда услышала, как Анника возвращается домой после недельной отлучки – и начала вырываться, пока не освободилась.

Пронзительно выкрикивая имя Анники, Эмма побежала ей навстречу.

Реджин услышала ее и успела утащить в тень за секунду до того, как Эмма выбежала бы на солнце.

Реджин прижала ее к груди трясущимися руками и прошептала:

– Зачем ты бежишь на свет? – А потом еще раз сильно сжала, пробормотав: – Тупоголовая пиявица.

К этому моменту внизу уже собрались все. Ведьма униженно оправдывалась и извинялась, говоря:

– Эмма зашипела, огрызнулась и испугала меня так, что я ее уронила.

Анника содрогалась и ругала Эмму, пока из-за пределов тесного кружка не раздался голос Фьюри. Толпа расступилась, давая ей дорогу. Фьюри, как и говорило ее имя, была наполовину фурией. И она действительно пугала.

– Выставьте на солнце руку ребенка.

Анника побледнела, что при ее обычной белизне кожи было нелегко сделать.

– Она не такая, как мы. Она хрупкая…

– Она шипела и добивалась своего, – прервала ее Фьюри. – Я бы сказала, что она точно такая, как мы. И, как и нас, боль ее научит.

Сестра-близнец Фьюри, Кара, сказала:

– Она права. – Сестры во всем поддерживали друг друга. – Она не в первый раз оказывается на волоске от опасности. Не важно, насколько темным мы делаем поместье, если мы не можем удержать ее внутри дома, она погибнет.

– Я этого не сделаю! – заявила Анника. – Я… не могу такое сделать!

Реджин поволокла сопротивляющуюся Эмму к двери:

– Тогда это сделаю я.

Анника застыла на месте, и ее можно было бы принять за мраморную статую, если бы по ее лицу не текли неуместные слезы. Реджин вытащила руку Эммы под луч солнца.

Она завопила от боли, начала звать Аннику, снова и снова спрашивала: «За что?», пока ее кожа не вспыхнула.