Бессмертная любовь

Исключив Орду, Эмма решила, что раз он был вожаком оборотней, то тут была замешана политика – возможно даже, какой-то внутренний переворот.

Однако Лахлана действительно заточил Деместриу – самый злобный и сильный из всех вампиров. И если слухи о Фьюри – о том, как ее пытали на дне океана, – верны, то что он сделан с Лахланом? Может, Деместриу тоже приказал его утопить? Приковал в подземелье и похоронил заживо?

Они терзали его сто пятьдесят лет, пока он не сумел избежать неизбежного. И она сильно опасалась, что он пожертвовал своей ногой, чтобы это осуществить. Она не могла вообразить себе боль – бесконечную боль, которую он испытывал так долго только для того, чтобы все завершилось еще и этим…

В происшедшем этим вечером его вины не было. Хотя, судя по его виду, он считал себя виноватым. Однако теперь, узнав то, что она узнала, Эмма не могла простить ему то, что он оставил ее рядом. О чем он, черт побери, думал? После того, что ему пришлось перенести, вечернее происшествие было просто неизбежным! Рано или поздно он должен был наброситься на нее в порыве ярости – и может сделать это снова.

Он обращался с ней как с необузданным вампиром. Несколько дней презирал ее вампирскую сущность. И если он не поостережется, она начнет себя вести так, как подобает злобному вампиру, – из самозащиты.

Сегодня они доберутся до Кайнвейна, а завтра на закате она уедет.

* * *

Эмма прислонилась к стеклу и опять надела наушники.

Лахлану хотелось убрать их и поговорить с ней, попросить у нее прощения. Ему было стыдно за свои действия – стыдно, как никогда в жизни, но ему казалось, что если он отнимет их у нее, она сорвется. За то время, которое прошло с тех пор, как он ее захватил, он причинял ей немало неудобств, и теперь он ощущал, что она дошла до предела и едва справляется с произошедшим за последние четыре дня.

Уличные фонари горели над дорогой, освещая лицо Эммы – и синяки на ее бледной шее.

Если бы он не опомнился в тот миг, когда опомнился, то мог… мог бы убить ее! И поскольку он не понимал, почему это сделал, он не мог гарантировать, что это не повторится.

Запищал сигнал, заставив его вздрогнуть от неожиданности. Эмма передвинулась, чтобы посмотреть, в чем дело, и кивком указала на измеритель бензина, который теперь светился красным. А потом, опять не говоря ни слова, дала знак, чтобы он съехал с дороги. Лахлан понял: Эмма молчит потому, что ей больно говорить.

Он никак не мог сосредоточиться, ему стаю трудно сидеть в машине, которая теперь казалась слишком тесной. Да, он побывал в аду, но, будь все проклято, как он мог душить свою подругу!

Ведь она стала его спасением!

Пусть он до сих пор не овладел ею – но если бы он не отыскал ее и не оказался рядом с ней, не получил утешения от ее тихих слов и ласковых прикосновений, он сейчас находился бы в каком-нибудь темном переулке и был бы безнадежно безумен. А взамен он превратил ее жизнь в ад.

Сразу за съездом Лахлан увидел знак бензозаправки. Он свернул на грунтовую площадку и остановился у того насоса, который ему указала Эмма. В тот момент, когда он отключил зажигание, она сняла наушники. Лахлан открыл рот, чтобы заговорить, но прежде чем успел хоть что-то сказать, Эмма подняла глаза, вздохнула и протянула руку ладонью вверх, что означало требование дать ей кредитную карточку. Лахлан послушался и вышел следом за ней, чтобы научиться заправлять машину.

Пока они дожидались, он сказал:

– Я хочу поговорить с тобой о том, что случилось. Эмма махнула рукой.

– Забыто.

Голос у нее был хриплым и едва слышным. Под резким, неестественным освещением автозаправки ее глаз казался налитым кровью. Она наверняка страшно зла – тогда зачем это скрывать?

– Почему ты не ругаешь меня? Можешь смело наорать и отвести душу.

Эмма негромко осведомилась:

– Ты спрашиваешь у меня, почему я избегаю конфликтов?

– Ну да, – кивнул Лахлан и тут же пожалел об этом, увидев ее возмущенный взгляд.

– А когда я выигрывала при конфликте с тобой? Зачем тебе понадобилось держать меня при себе? Ты ненавидишь вампиров: ты меньше чем за неделю продемонстрировал мне столько отвращения, сколько я не видела за всю мою жизнь. И тем не менее ты оставил меня рядом. – Она горько засмеялась. – Какое удовольствие ты должен был получать от каждой мелкой мести! Ты кончал, когда меня тошнило от унижения? Получал извращенное наслаждение, когда оскорблял меня, а в следующую секунду совал мне руку под юбку? При каждой возможности меня отпустить ты требовал, чтобы я осталась, – и все это время знал, что мне угрожает опасность. С твоей стороны.

Лахлан не мог отрицать этого. Он провел ладонью по лицу, медленно усваивая все, что сказала Эмма. Ее чувства стали ему понятнее. Ему хотелось признаться ей в том, что она его подруга, – что он не держал ее при себе исключительно для того, чтобы мучить. Но он понимал, что ему нельзя говорить ей это сейчас.