Бессмертная любовь

– Эмма, ты выпьешь моей крови? Она наморщила нос.

– От тебя пахнет спиртным.

– Я выпил всего рюмку.

– Тогда не стану.

Он секунду молчал, а потом снова поднял ожерелье.

– Я хочу, чтобы ты его надела.

Он придвинулся к ней, чтобы завести руки ей за шею и застегнуть замочек. Из-за этого движения его шея оказалась прямо у ее губ.

– Ты порезался, – пробормотала она ошеломленно.

– Правда?

Эмма судорожно облизнула губы, пытаясь не поддаться соблазну.

– Ты… О Боже, отодвинься! – прошептала она, начиная задыхаться.

А в следующее мгновение Лахлан положил ладонь ей на затылок и притянул к себе.

Эмма забарабанила кулаками по его груди, но он был слишком сильным. И она наконец сдалась, невольно высунув кончик языка. Медленно лизнув порез, она стала смаковать его вкус – и наслаждаться тем, как напряглось его тело, зная, что это происходит от наслаждения.

Застонав и содрогнувшись, она запустила в него клыки – и втянула в себя кровь.

Глава 25

Когда она начала пить, Лахлан крепко обнял ее и, поднявшись с пола, сел на край кровати. Он посадил Эмму к себе на колени так, что она его оседлала.

Он понимал, что она потеряла желание сопротивляться: она так чудесно приникала к нему, положив локти ему на плечи и переплетя руки у него за головой! Ожерелье стало холодить ему грудь, когда он сильнее прижал ее к себе.

Она сделала глубокий глоток.

– Пей… медленнее, Эмма.

Когда она не послушалась, Лахлан сделал нечто такое, на что не считал себя способным: он сам отстранился от нее. Она моментально качнулась, теряя равновесие.

– Что со мной? – спросила она невнятно. «Ты пьяна, чтобы я мог этим воспользоваться».

– Я чувствую себя очень… странно.

Когда он поднял подол ее ночной сорочки, она не попыталась его остановить, – даже когда его ладонь оказалась у нее между ног. Он снова застонал, почувствовав влагу ее желания. Его эрекция готова была разорвать ему брюки.

Жаркое дыхание Эммы касалось его кожи там, где только что были ее губы и зубы. Она лизнула это место в тот момент, когда он ввел палец в ее узкое влагалище, а потом с тихим стоном потерлась щекой о его щеку.

– Все кружится, – прошептала она.

Лахлан почувствовал вину, но, понимая, что это им необходимо, был намерен двигаться прямо к цели, послав в тартарары все последствия.

– Раздвинь коленки. Обопрись на мою руку. Эмма послушалась.

– Мне больно, Лахлан!

Ее голос стал грудным и невероятно возбуждающим. Она застонала, когда он подался вперед и провел языком по ее соску.

– Я могу тебе помочь, – с трудом выговорил он, расстегивая брюки свободной рукой и освобождая свой член, который оказался прямо под ней. – Эмма, мне нужно… войти в тебя. Я сейчас посажу тебя на меня.

Он опускал ее бедра все ниже и ниже. «Осторожнее. Первый раз. Такая узкая!»

– А потом я стану любить тебя, и боль пройдет, – пообещал он, двигая губами по ее соску.

В тот момент, когда он уже готов был соприкоснуться с ее влагой, когда ощутил ее внутренний жар, она вдруг стремительно дернулась и отскочила к изголовью кровати.

Он раздраженно зарычал и рванул ее обратно, так что она снова начала колотить его – на этот раз по плечу.

– Нет! Что-то не так! – Она прижала ладонь ко лбу. – Голова кружится!

«Верни зверя в клетку!» Он дал ей клятву, что не станет прикасаться к ней против ее желания. Но рубашка едва прикрывала ее, красный шелк дразняще струился по белым бедрам, ее соски набухли… Он не мог выровнять дыхание… Он так ее хотел…

Снова зарычав, Лахлан резко перевернулся. Эмма попыталась встать, но он удержал ее – и открыл упругие, идеально женственные ягодицы.

Со стоном он опустил на них руку – это был не шлепок, а скорее просто энергичное лапанье. С момента их встречи он заставлял себя каждый день кончать под душем. Остро ощущая аромат ее тела, сохраняя в ладонях тепло ее кожи, он неизменно делал это невероятно мощно.

Эмма ахнула, когда он начал тискать ее. Ему придется удовлетвориться этим.

«Пора в душ».

Эмма все еще ощущала прикосновение его ладони. Это не было ни ударом, ни шлепком. Скорее – помоги ей Фрейя! – это был невероятно приятный массаж.

Что с ней творится? Почему она начала думать настолько по-другому? По ее телу прокатился приступ дрожи – и она застонала. «Зверь в клетке»? Кажется, он сказал ей именно это. Ну так зверь только что высунул лапу из клетки и хлопнул ее по ягодицам. Это было властное мужское прикосновение, от которого Эмме захотелось растечься лужицей и из-за которого она стала тереться о постель.

Желание ласкать свое интимное место было мучительно сильным. Ей хотелось вымолить у него разрешение оседлать его. Ее тело судорожно дергалось, пока она боролась с его требованиями.

Ожерелье, которое Лахлан надел на нее, правильнее было бы называть ошейником, с которого ей на грудь спускались золотые нити и драгоценные камни. Оно ощущалось как немалая тяжесть и казалось эротичным и запретным. Когда Эмма двигалась, подвески качались и щекотали ей соски.

Что-то в этом ожерелье и в том, как Лахлан застегнул его на ней, объявляло об… обладании.