Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт

Сержант открыл рот, чтобы что-то сказать, но страдание в ее глазах его остановило. Он медленно подтянулся, затем отдал честь и вышел из хижины.

Джесси застыла на месте, в голове было темно, как в беззвездную ночь. Через некоторое время она подбросила дров в очаг, подтянула конец тяжелой скамьи к огню и села, упершись худыми локтями в свои бедра и обхватив лицо руками. Она закрыла глаза и старалась отогнать от себя воспоминания. Она сидела в этой позе, шли минуты, часы, тянувшиеся бесконечной туманной чередой.

Джесси очнулась, услышав звуки быстрого галопа всадника. Частые звуки копыт донеслись до ее двери и резко оборвались. Послышался удар по земле, а затем дверь хижины распахнулась. Джесси взглянула и увидела Джона, растрепанного, встревоженного. Он захлопнул за собой дверь, бросился к ней, крепко обнял ее:

— Джесси, я не могу уехать. Не могу бросить тебя в таком состоянии. Я понимаю, как тебе больно, я нужен тебе. Я не поеду. Я отказался от экспедиции. Я назначу во главе ее кого-нибудь другого. Они выезжают на заре. Давай сложим вещи. Мы поедем в Сент-Луис, а потом в Нью-Йорк. Я обещал тебе больше никогда не разлучаться, и мы не станем разлучаться.

Он говорил хриплым голосом. Не веря глазам своим, она уставилась на него. С его стороны это была жертва, которой никто не просил и не ожидал от него, жертва, вновь оставлявшая его без ветрил и будущего. Для человека с обостренной гордостью было бы легче покончить с жизнью, чем отказаться от шанса восстановить свой статус. По искаженным чертам его лица она могла догадаться о той внутренней борьбе, какую он перенес, чтобы достичь такой самоотверженности. Его любовь к ней взяла верх: ради того, чтобы избавить ее от дальнейших страданий, он был готов смириться с презрением, вызванным тем, что он оказался слабым. Он понимал, что не может ни объяснить, ни оправдать себя, что его ущемленная гордость будет страдать. Он был готов принять такое мучение ради нее.

В ее измученном теле и нервах пробудились чувства.

— Ты отказываешься от… экспедиции… когда она так много значит для тебя?

— Она для меня ничего не значит! — закричал он. — Для меня значишь только ты. Ты — моя любовь и жизнь. Я не могу оставить тебя.

— Но ведь ставка так велика, — прошептала она. — Если ты преуспеешь, то у тебя будет целая жизнь впереди. Без нее у тебя не будет ничего…

Он погладил своими пальцами ее лицо нежно, умоляюще:

— Как ты ошибаешься, Джесси! У меня есть ты! Ты — мое будущее, ты — все, что мне нужно и в чем я нуждаюсь. С тобой я вновь встану на ноги. Наша любовь важнее любой экспедиции и любого шанса на успех. Разве ты не понимаешь этого, дорогая? Не понимаешь, что мы всегда должны быть рядом, всегда бок о бок?

Она взяла его грязную руку и поцеловала теплую ладонь. Если Джон готов принести ей такую жертву, тогда ее любовь и супружество не были напрасными.

— Ты сделаешь это для меня? — настаивала она. — Ты откажешься от единственного, что вернуло бы тебя к жизни? Ты позволишь кому-то другому вести твою группу, найти новый перевал и наметить железнодорожную линию? Ты откажешься от всего, на что возлагал надежды, только потому, что я несчастна и нуждаюсь в тебе?

На его лице появилось оскорбленное выражение.

— Разумеется, Джесси! Как ты могла сомневаться? Неужели моя любовь оказалась такой пустой? Неужели ты думаешь, что нет такой жертвы, на которую я не пошел бы ради тебя? Ох, Джесси, как ты на самом деле мало знаешь меня! Как мало ты осознала, что я люблю тебя и что наш брак значил для меня.

Джесси заплакала, она чувствовала, как по ее щекам потекли теплые слезы. И эти горячие слезы, подобно потоку силы, вливали в нее тепло, отвагу и надежду. Она соскользнула со скамьи на пол, к нему. Ее руки крепко обвили его шею, а рот прижался к его губам.

Настоящая любовь никогда не умирает; она преодолевает все препятствия, она неразрушима; все остальное распадается: надежды, планы, мечты, иллюзии, амбиции и успехи, доброта, добрая воля и даже утешительное милосердие. И все же можно продолжать держаться потому, что выживает величайшая сила из всех. Так часто казалось, что она совсем износилась, стала хилой, потеряла форму, и тем не менее есть чудо из чудес: любовь выжила, смогла победить смерть, добиться вечного возрождения.

— Да, Джон, — прошептала она ему на ухо. — Я поняла. Все хорошо. Я также люблю тебя больше, чем прежде. Ты можешь теперь ехать, ты можешь быть счастлив и не тревожиться за меня. Я быстро поправлюсь. Через два дня я буду в Сент-Луисе, затем поеду в Нью-Йорк и сяду на первое судно, отправляющееся в Калифорнию. Да, мой дорогой, я приеду в Сан-Франциско раньше тебя, буду ждать твоего приезда столь же нетерпеливо, как любая женщина ждет свою любовь. Еще час до рассвета. Ты сможешь добраться до лагеря вовремя, чтобы отдать команду выступить. До свидания, да хранит тебя Бог.