Бессмертная жена, или Джесси и Джон Фремонт

В начале декабря, просыпаясь три дня подряд с чувством тошноты, она поняла, что беременна. С пониманием этого пришло смешанное чувство радости и опасения. Впервые после рождения Лили она вновь беременна, теперь у нее не было и тени сомнения, что на этот раз родится сын. Она знала, как будет рад муж появлению мальчика, сколько будет гордости и прежних амбиций. Она была счастлива, думая об этом, но вместе с тем была и другая мысль: если мужа осудят и отстранят от службы, он может пасть духом, не будет знать, что делать, тогда их радость по поводу рождения ребенка будет омрачена этим несчастьем.

Когда Джесси убедилась в своей беременности, то приняла два решения: она не скажет об этом никому до окончания суда; они должны победить. Она будет работать ради этого до изнеможения — сдаваться нельзя. Из нынешней путаницы словопрений и сомнительных документов нужно извлечь на свет то, что убедительно говорит о заслугах мужа. Ее сын не должен войти в мир, где его отца считают изгоем. Он должен войти в мир, где чтут имя Фремонтов.

Она пошла к комнате матери и, занятая собственными мыслями, забыла постучать в дверь. Элиза сидела в кресле матери; она расслышала часть фразы и прочитала на лицах выражение вины. Джесси закрыла дверь и, продолжая сжимать в кулаке кнопку двери, прильнула к ней. При виде матери и сестры, обсуждающих ее проблемы, физическая боль вытеснилась иной болью. Женщины неловко молчали какой-то момент, а Джесси размышляла, о чем они могли говорить. Осуждали ли ее мужа? Критиковали ли ее за участие в этой драме? Стыдились ли скандала, недовольные тем, что их имена были втянуты в грязные сплетни?

Джесси отошла от двери и направилась к матери и сестре. Ее напряженный вид заставил их взглянуть на нее, и она, посмотрев в их нежные и заботливые глаза, поняла, что только в мучительно-тяжких условиях могла она подозревать мать и сестру в нелояльности. Они жалели свою Джесси, и только, жалели из-за неприятностей, выпавших на ее долю. Ей могло причудиться, будто они сожалеют, что она вышла замуж за общественного деятеля, сама позволила вовлечь себя в сомнительные действия, жалели за обрушившееся на нее несчастье. Она знала, что ее мать вспоминает сцену на пароходе и в карете на пути в Черри-Гроув, когда она советовала дочери не ставить свою счастливую и спокойную жизнь под угрозу конфликта; вспоминает, как упорствовала Джесси, считая, что ее мать не права, стараясь уклониться от важных жизненных проблем. Вероятно, ее мать думала, что теперь-то Джесси поняла, какую страшную ошибку совершила, и жалеет, что не прислушивалась к советам старших.

Ничего подобного Джесси не думала. Она не сожалела о своем замужестве и о случившемся, включая события, приведшие к военно-полевому суду. Она не боялась жизни, не боялась смелых и мужественных действий, даже нынешнего суда и его последствий. Выдержав худшее, связанное с ее соучастием, она обрела право голоса. Ей хотелось крикнуть матери, что она не изменила свой взгляд и продолжает верить в жизнь, где есть действия и конфликты, работа рядом с мужем, сколько бы грязи ни налипало при этом на подол юбки.

Джесси не нуждалась в их жалости, она ее не терпела. Они не понимали, что жалеют ее за страдания, к которым она равнодушна. Если часть ее долга — находиться под ослепляющим светом гласности, переносить хвалу и хулу публики, видеть, как имя ее и мужа смешивают с грязью, то это всего лишь цена, какую она должна заплатить за выполнение важной работы. Нет, ей не нужна их жалость, она направлена не по адресу. Пусть они жалеют слабых и уклончивых, не способных выдержать опустошающее действие конфликта и выйти из него со спокойным сердцем и крепкой верой в свою судьбу.

Джесси забыла, зачем она вошла в комнату. Она улыбнулась со слегка излишней бодростью, поцеловала мать и сестру и вышла из комнаты.

В ночь на 18 декабря Джесси, Джон, Том Бентон и Уильям Джонс работали до рассвета, составляя список предвзятых действий суда, суммируя и анализируя каждое отрицательное решение и показывая, как в аналогичных случаях выносились решения, выгодные генералу Кирни. В шесть часов утра они закончили работу, после чего она выпила чашку кофе, выкупалась, и ее отвезли в военный департамент, где она должна была выписать ряд параграфов, необходимых для резюме. Работа продолжалась почти до полудня, и у нее не осталось времени, чтобы освежиться и даже перекусить. Она спешила в Арсенал с необходимым мужу материалом.