Бессмертник

Они выезжают на прибрежную равнину на исходе дня. Внизу дышит Средиземное море и зеленеют апельсиновые рощи, рассеченные надвое стрелой ведущего к аэропорту шоссе.

— Хорошо, что ты здесь побывала? — спрашивает Анна. — Особенная страна, правда?

— Ой, конечно! Здесь от всего, от каждого камня древностью веет! Тысячи, тысячи лет — и все незыблемо. — Лора порывисто прикладывает руку к груди. — Даже не ожидала, что меня так проймет.

— Понимаю, — говорит Анна. — Понимаю.

— Нана, скажи… Мне показалось, ты смолчала, потому что не хотела ссориться во время поездки. А на самом деле ты жутко на меня сердишься, да?

— Сердилась. Больше не сержусь.

— Почему?

— Не знаю. Но прошли боль, злость, обида — называй, как хочешь.

— Я рада, — просто сказала Лора.

Анна, как всегда, видит разом обе стороны медали. Джозеф вечно жаловался, что она со всеми соглашается и не имеет собственного мнения. Но одно она знает твердо: все люди разные и догмами не прожить. Кому-то и ложь — не ложь, а кому-то и правды мало.

Главное — жить. Беречь и лелеять жизнь. Сажать цветы, взращивать их, а сорняки выпалывать или в крайнем случае прятать от чужих глаз.

— Ле-хаим, — произносит она вслух.

Водитель улыбается в зеркальце:

— Вы правы, миссис. Жаль, нет под рукой доброго вина, а то я бы охотно поддержал ваш тост. Ле-хаим. Пускай все будут живы и здоровы.

47

Свадьба по всем статьям «неправильная». Джозеф — доведись ему на ней присутствовать — пришел бы в полнейший ужас, причин для этого великое множество. Но все-таки Анна тронута до глубины души. Лора пожелала сочетаться законным браком в саду, возле ее дома. Айрис и Тео вроде бы не обиделись, вида, во всяком случае, не показывают. Впрочем, свой сад Айрис совершенно запустила, зато здесь, у Анны, ухожены каждый цветочек и дерево. Груши на знаменитых на всю округу шпалерах ломятся от плодов; флоксы с трудом несут лиловые и светло-розовые шапки; воздух напоен корично-ванильным ароматом — запахом лета.

Для официальной части церемонии пригласили судью, мать одного из однокашников Робби. Сейчас молодые стоят перед ней, взявшись за руки. Жених в холщовых брюках и рубахе с широким воротом, невеста — в длинном белом одеянии из ситца и белой накидке, на которой огнем горят Лорины рыжие косы. «Похожа на меня в юности». Лора не сводит с Робби боготворящих глаз. А недавно — вчера? — так же стояла Айрис, я помню ее строгие черты в обрамлении белых кружев.

Робби начал читать стихотворение, которое они с Лорой выбрали специально для свадьбы; Филипп тихонько заиграл на портативном органе.

Земля — приют влюбленных —
пастушек, пастушков,
мир шепота и вздохов —
извечно он таков.
Здесь любящие пары
пернатых, рыб, зверей
Господь соединил. Лишь я
один с тоской моей

[7].

«Нана, Эмили Дикинсон — наша любимая поэтесса, — объясняла Лора. — Ты ее наверняка читала и не можешь нас не понять».

Что ж, приятно, что внучка верит в ее образованность. Анна действительно когда-то читала Эмили Дикинсон, поскольку ее наряду с Миллей, Робинсоном и Фростом обожал Мори.

В ответ зазвучал голосок Лоры:

С опаской к дереву иди,
затем — скорей наверх!
В объятья деву заключи,
свет вспыхнул иль померк
над вами, все равно — влеки
любимую в леса,
цветы дари ей, дом построй,
смекалки чудеса
яви — и флейты запоют,
и барабанный гром
означит утро дня,
куда вы вступите вдвоем.

В наступившей тишине никто не кашлянул, не шелохнулся. Потом заговорила судья. Интересно, что думают об этой церемонии гости — такие разношерстные, верящие в разных богов? Айрис ужасно переживает. Тео сдержан, но тоже волнуется, причем больше, чем пристало человеку, абсолютно, по его словам, равнодушному к религии.

«С такими браками нас скоро вовсе не останется на земле, — вздыхала Айрис, готовясь к Лориной свадьбе. — А вспомню папу, прямо плакать хочется».

Что верно, то верно. Джозеф бы этого не вынес. Его любимица Лора выходит замуж таким неподобающим образом. А он-то мечтал о достойной свадьбе по древней еврейской традиции! Видел ее под хупой в молельне, что он пристроил к синагоге.

Но Робби, безусловно, замечательный юноша. А Джозеф покоится в земле. Новые времена, с ними не поспоришь. Все равно что бороться с океанским течением, с морским приливом. Новое всегда идет на смену старому, всегда.

Что-то остается, что-то уходит навеки.

Чуть в стороне выстроились родственники Робби, патриархальное семейство из маленького городка, все женщины в платьях из набивного ситца и белых перчатках до локтей. Разумеется, они не одобряют. Но — куда денешься? Новые времена, новое поколение. Никто теперь не стоит насмерть за свои религиозные принципы.