Бессмертник

Кстати, о мебели. Я горю желанием избавиться от той безвкусицы, которой заставлена наша квартира. Наглядевшись на настоящую французскую мебель, я понимаю теперь, что у нас — лишь грубая, вычурная подделка. Интересно, позволит мне Джозеф сменить обстановку?

По дороге в отель я благодарила его за обновки, которые обошлись ему, разумеется, ужасно дорого. Он только сказал: «Наденешь розовое платье зимой, на свадьбу сына Левинсонов. Все эти клуши в рюшах и бисере тебе в подметки не годятся».

Свадьбу они намерены справлять в банкетном зале в Бруклине. Невеста очень славная, я видела ее как-то у Руфи. Розовое платье будет не к месту, но Джозеф хочет похвастать, что ж поделаешь?..

23 июля

Я заслушиваюсь — в магазинах и просто на улицах. Французская речь как музыка. Удивительно упругий, веселый язык, изящный и благородный, точно шорох шелков благородных дам. Как хочется научиться говорить по-французски! Ох, мне, по обыкновению, хочется слишком многого.

4 августа

Мы вернулись в Париж, объездив множество загородных замков и дворцов, так называемый Край шато. Нет ни слов, ни времени, чтобы описать эти красоты, скажу лишь, что я провела десять дней точно в сказочном, волшебном сне. Тем временем мои платья уже доставили от кутюрье. И Джозеф заказал мой портрет! Во время путешествия он познакомился в гостинице с одним американцем, и тот назвал ему имя художника, которому, похоже, все — ну просто все! — норовят заказать свои портреты. Я должна позировать в розовом платье. Мне все это кажется глупой затеей, но Джозеф так воодушевлен, что отказать ему я просто не могу. Договорились, что художник завершит картину после нашего отъезда, оправит ее в раму и отошлет следом за нами.

11 августа

Художник закончил эскизы. Лицо сделано полностью, остальное — в набросках, но и по ним я представляю портрет достаточно ясно. Сходство он уловил, всякий узнает, что это — я. Но сама идея все же нелепа: запечатлеть меня для потомков, да еще в этом платье! Меня, которая горбилась на чердаке у Руфи с иглой в руках, мерила ткань и вытирала прилавки у дяди Мейера, ходила за яйцами к Красотке Лее — нет, об этом я вспоминать не хочу.

12 августа

Завтра мы покидаем Париж и едем прямиком в гавань. Прощай, Европа!

14 августа

Обратный путь проходит совсем в другом настроении. На сердце печаль. Я знаю, что снова съездить в Европу нам удастся очень нескоро, а может, и вовсе не удастся. И все же меня тянет домой. Мори, наверное, совсем большой, он и так-то вытянулся за последний год. Руфь пишет, что Айрис держится молодцом, но в это я не очень-то верю. Руфь могла что-то и утаить, не желая огорчать нас и портить нам отпуск. К тому же Айрис девочка скрытная, она сумеет выглядеть довольной и счастливой и не показать Руфи, что у нее на душе. Даже мне иногда сдается — уж на что я знаю свою дочь! — что ее не постичь и не понять. Вот Мори для меня — открытая книга. Или я заблуждаюсь? Джозеф говорит: я слишком беспокоюсь за них обоих.

15 августа

На этот раз нам больше повезло с соседями по столу. Эти люди нам ближе, с ними легче найти общий язык. Одна дама, миссис Гвин, похожа на Мери Малоун. Такая же белоснежная кожа, такие же круглые ирландские глаза. Ее муж занимается поставками запасных частей к автомобилям. Сегодня они с Джозефом живо обсуждали, не приобрести ли Гвину земельную собственность. Позже я сказала Джозефу: «Неужели нельзя хоть на время позабыть о делах? Отложи их до Америки». Как же часто приходится упрашивать, умолять его отдохнуть!

16 августа

За соседним столиком сидит очень странная пара. Женщины за нашим столом не сводят с них глаз. Он — глубокий старик, худой, одетый с иголочки, с ухоженной седой шевелюрой. Но кожа у него сухая, точно пергамент, и ему никак не меньше восьмидесяти лет. С ним девушка, на вид — лет девятнадцати, хотя, может, и чуть постарше. Легкая, маленькая, как ласточка. Их можно было бы принять за деда с внучкой, но… они муж и жена!!!

После ужина был концерт, и там мы снова наблюдали за этой парой. Они внимательно слушали певца, не то испанца, не то итальянца. Он исполнял пылкую серенаду или любовную арию — возможно, лихую переработку из Шуберта. Я все смотрела на девушку и думала: что чувствует она, когда поет молодой, сильный мужчина?

Я поделилась своим недоумением с Джозефом, но он ответил очень резко: «Да что ты голову ломаешь? Она просто шлюха! Некоторые женщины из-за денег готовы на что угодно».

Мне все-таки кажется, что нельзя осуждать всех огульно, не вникнув в конкретные обстоятельства. Ну а на это Джозеф сказал, что я слишком мягкосердечна и вечно ищу для всех оправдание. А он, по-моему, все упрощает.

18 августа