«Изображенный на возвращаемой фотографической карточке Литвинцев известен вверенному мне управлению как активный член местной организаций РСДРП. Агентурные сведения указывали, что он социал-демократ-большевик, имеющий связи с уфимской боевой организацией названной партии, с которой он, проживая в Саратове, поддерживал письменные сношения. В г. Саратове он значился прописанным под именем мещанина гор. Уфы Василия Козлова…»
Начальник Самарского районного охранного отделения, получив известия об аресте в Раевке опасного боевика-бомбиста, не преминул подключиться к операции, но имея весьма скудные данные, просил обстоятельного доклада и внешних примет арестованного. Леонтьев составил для него подробную информацию. Что же касалось примет, то они были следующими:
«…роста 2 аршина 51
/2 вершка, лицо чистое, волосы на голове темно-русые, а усы черные, глаза серые и на правой стороне шеи шрам…»Шли донесения из Казани, Перми, Самары, Саратова, лишь эриванские жандармы с ответом тянули. Пришлось напомнить — раз, другой, и вот, через три месяца, откликнулись и они, многое проясняя и в то же время еще больше осложняя непростое дело Литвинцева.
С е к р е т н о
18 апреля 1908 г.
Начальнику Уфимского губернского жандармского управления.
По имеющимся у меня сведениям, проживавший в городе Саратове… и назвавшийся при задержании Литвинцевым состоял на военной службе в г. Баку и дезертировал из части вместе с двумя другими нижними чинами, ограбив пороховой погреб, причем все похищенное было передано революционным организациям, и что Литвинцев в действительности есть Петров, сын ветеринарного фельдшера Петрова, проживавшего в Хвалынском уезде в селе Терёшке, у которого он возможно и скрывался после бегства из части.
При проверке указанных сведений оказалось, что в селе Дворянской Терёшке, Хвалынского уезда, действительно проживает фельдшер Дмитрий Петрович Петров, который заявил, что у него есть сын Иван, который служит уже четыре года во флоте в г. Кронштадте, в минной команде, взят на службу в заштатном городе Плесе, Костромской губернии, и что теперь, в течение целого года, он будто бы не имеет о нем никаких сведений. В карточке лица, назвавшегося Литвинцевым, он своего сына не признал…»
Читая эти строки, ротмистр Леонтьев снова, в который уже раз, вспомнил полковника Яковлева. Прав, ох как прав был старик, когда подозревал в этом Литвинцеве совсем не беспаспортного бродягу! Беглый военный матрос — это, согласитесь, нечто совсем другое. А как он оказался в каспийской флотилии? Что было в Кронштадте и после него? И какие дела привели его на Урал?
Письмо эриванцев захватило Леонтьева, и он стал читать дальше: