Читаем Бессмертники — цветы вечности полностью

А как было бы здорово: и с казаро́й сквитались бы одним махом, и жандармов от других дел отвлекли! Говорят, больно уж рьяно взялись они хватать па улицах Уфы всех, кто хоть чем-то вызывает их подозрение. Взрыв казачьего эшелона на какое-то время сбил бы их с толку. А товарищи получили бы возможность получше спрятать концы и без особого риска подготовить новое дело.

Нет, и вправду говорят, что ждать и догонять — самое тяжелое занятие. Владимир оделся и вышел на улицу, вернее прямо в лес, который обступал дачу со всех сторон. Стоит дача на высоком диковатом откосе верстах в семи-восьми к северу от города. С откоса хорошо просматриваются река Белая, заречные дали, а прямо внизу, под ним, — железная дорога. Вот сейчас вернется Алексеев, они вдвоем спустят начиненный взрывчаткой ящик вниз, на «чугунку» и, возвращаясь, протянут наверх провод. Когда поезд полетит под откос, они, не спускаясь, смотают провод, уничтожат все следы на даче и исчезнут. Вот только бы машина не подвела. Только бы не подвела…

Затревожившись, он побежал обратно в дом. Осторожно открыл крышку с виду обычного железного ящика, напряженно наклонился над снарядом.

Нет, разбирать его он сейчас не станет, лишь мысленно проверит все, что было тысячу раз выверено и сделано прежде. Вот детонатор. Он сделал его из двух пироксилиновых шашек, вставив между ними капсюли гремучей ртути и засыпав смесью бертолетовой соли с сахарной пудрой. Провод от электрического звонка пойдет наверх, прямо сюда, на дачу. Запал тоже двойной: на искру, получаемую при помощи индуктора, и на накаливание тончайшей платиновой проволоки при помощи батареи из сухих элементов…

Все правильно.

Все более чем надежно.

«Адская машина» не подведет!..

Успокоившись, он опять вышел в лес. Походил вокруг дачи. Постоял на откосе. А Володька Алексеев что-то не спешит. Мог бы уже и вернуться, — с утра ведь в городе. Как бы, чего доброго, еще не опоздал! Ведь такая погода… Это лишь здесь, в лесу, чисто и почти сухо, а там, в городе, в поле? Может, в таком случае хоть провод протянуть? Все меньше работы на те немногие минуты.

Он опять побежал в дом, схватил моток провода — и тут же обратно, на улицу. Сейчас один конец провода он привяжет к дереву, а с другим станет спускаться по лесу вниз. Тут важно, чтобы провод нигде не запутался и чтобы его хватило. Ох, как скользят ноги по мокрой опавшей листве! Ох, как колотится в груди сердце! А чего бы, спрашивается, ему колотиться, ведь все предельно просто при минимуме риска. Когда на шестисотой версте останавливали поезд и карабкались на почтовый вагон к вооруженным артельщикам, было опаснее, и то — ничего. Правда, там он был не один. Рядом были его друзья, а на миру, говорят, и смерть красна. Другое дело, оказывается, когда ты один. Тут уж надо быть боевиком до конца. Тут уж никакой показухи и молодечества. Тут уж или — или…

Провода хватило в самый раз. Густомесов запрятал оголенный конец в кустах и стал тем же путем подниматься наверх. Наверху постоял, отдышался, посмотрел вниз, на катящийся вдоль горы долгий железный грохот.

— Ну вот, товарняк на Челябинск прошел, — сказал он вслух. — Следующим пойдет казачий, наш. А Володьки, шельмеца, все нет…

Он сел на крыльце, взял из пачки папиросу, неумело закурил. Лес вокруг стоял голый, зябкий, черный. Даже подлесок давно весь облетел, лишь на кустах дикого шиповника кое-где алели капельки переспелых ягод.

По веткам старого разлапистого дуба беззвучной рыжей тенью мелькнула белка. У нее там в дупле гнездо. Целый день она собирает опавшие желуди и носит их к себе в дупло. А желуди в этом году крупные, крепенькие, с маслянистым латунным блеском, — точно гильзы от ружья.

«А динамитом мы все-таки не богаты, — без всякой связи подумал Густомесов. — Хорошо еще, симская дружина Миши Гузакова расстаралась, подчистила какой-то склад в горах. Понемногу доставляют. Но этого мало. Для всего Урала — мало. Нужно будет сказать, чтоб раздобыли еще…»

Черный предзимний лес едва заметно двигал своими вершинами и затаенно молчал.

Рыжая белка стремительной рыжей тенью носилась по деревьям.

Густомесов ждал команды на взрыв…

Глава третья

Эту просторную лесную поляну на окраине поселка знали и любили в Симе все, особенно молодежь. С ранней весны и до последнего летнего тепла собиралась она здесь на свои гулянья, водила хороводы, пела песни, танцевала и жгла костры. Тут назначались свидания, завязывались первые сердечные тайны, обговаривались будущие свадьбы. Огни, отпылавшие здесь в молодости, грели потом человека всю жизнь.

Давно не был Михаил Гузаков на своей любимой поляне. Не до вечерок ему сейчас, не до песен, хотя кто в двадцать лет не мечтает о таких вечерах? Было время — ни одно, гулянье, ни один хоровод без его звонкого голоса не обходились. Тут он встречался с друзьями, тут, среди заводских девчат, и девушку себе присмотрел, — вместе с ней о свадьбе мечтали, торопили дни… Где она сейчас, его Мария? Встретит ли ее нынче на вечорке? Ждет ли она его, как прежде?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах
Афганец. Лучшие романы о воинах-интернационалистах

Кто такие «афганцы»? Пушечное мясо, офицеры и солдаты, брошенные из застоявшегося полусонного мира в мясорубку войны. Они выполняют некий загадочный «интернациональный долг», они идут под пули, пытаются выжить, проклинают свою работу, но снова и снова неудержимо рвутся в бой. Они безоглядно идут туда, где рыжими волнами застыла раскаленная пыль, где змеиным клубком сплетаются следы танковых траков, где в клочья рвется и горит металл, где окровавленными бинтами, словно цветущими маками, можно устлать поле и все человеческие достоинства и пороки разложены, как по полочкам… В этой книге нет вымысла, здесь ярко и жестоко запечатлена вся правда об Афганской войне — этой горькой странице нашей истории. Каждая строка повествования выстрадана, все действующие лица реальны. Кому-то из них суждено было погибнуть, а кому-то вернуться…

Андрей Михайлович Дышев

Детективы / Проза / Проза о войне / Боевики / Военная проза
Николай II
Николай II

«Я начал читать… Это был шок: вся чудовищная ночь 17 июля, расстрел, двухдневная возня с трупами были обстоятельно и бесстрастно изложены… Апокалипсис, записанный очевидцем! Документ не был подписан, но одна из машинописных копий была выправлена от руки. И в конце документа (также от руки) был приписан страшный адрес – место могилы, где после расстрела были тайно захоронены трупы Царской Семьи…»Уникальное художественно-историческое исследование жизни последнего русского царя основано на редких, ранее не публиковавшихся архивных документах. В книгу вошли отрывки из дневников Николая и членов его семьи, переписка царя и царицы, доклады министров и военачальников, дипломатическая почта и донесения разведки. Последние месяцы жизни царской семьи и обстоятельства ее гибели расписаны по дням, а ночь убийства – почти поминутно. Досконально прослежены судьбы участников трагедии: родственников царя, его свиты, тех, кто отдал приказ об убийстве, и непосредственных исполнителей.

А Ф Кони , Марк Ферро , Сергей Львович Фирсов , Эдвард Радзинский , Эдвард Станиславович Радзинский , Элизабет Хереш

Биографии и Мемуары / Публицистика / История / Проза / Историческая проза