Бессмертные

Руин смотрел на нее в упор. Она не решалась поднять на него глаза, но почему-то чувствовала, что он говорит правду и в самом деле не изменял ей. Но дело-то было не в изменах. Просто в Реневере жила обида, причем очень сильная. Обида на возлюбленного, который ради сестры и матери совершенно забыл о ней. Она, как настоящая клановая, не могла бросить ему в лицо своих истинных обид. Мыслимое ли дело — обвинить кого-то в чрезмерной любви к матери, чрезмерной заботе о сестре? Реневера была уверена, что Моргана мертва, и втайне желала, чтоб ее мужчина как можно скорее смирился с этим и забыл ее. А Дебора… Дебора замужем, и с ней решительно ничего страшного не может произойти. О чем же беспокоиться?

Но даже в ярости, в крайней степени одержимости обидой она понимала, что говорить Руину подобное — жестоко и эгоистично. И она сама не могла понять, зачем она это делает, если хочет совершенно обратного — быть с Руином, любить только его и только с ним проводить все свои ночи. Но ей казалось, что он этого не хочет, и обида смешивалась с бешенством. Бешенство ослепляло ее, как и любую женщину, и проще всего было оправдать свое состояние ревностью.

— Ты сама-то веришь тому, что говоришь?

— Да, верю!

— Очень жаль.

— Жаль или не жаль — мне наплевать. Но раз ты считаешь возможным делать так, как тебе нравится, я буду поступать так, как нравится мне.

— Не будешь, — ответил Руин спокойно.

— Это почему?

— Потому что я тебя запру.

Реневера повернулась и взглянула на собеседника недоверчиво. Но недоверие скоро рассеялось. Принц говорил совершенно серьезно, и раздражение молодой женщины превратилось в злобу. И она закричала:

— Не смей! Не смей, понял? Здесь тебе не Провал. Ты не смеешь так поступать.

— В самом деле?

В ответ молодая женщина тяжело охнула и ударила его по щеке.

Голова принца дернулась, хотя она хлестнула его по щеке всего лишь кончиками пальцев. Разъяренная и одновременно испуганная — взгляд у мужчины был очень холодный, кроме того, она вспомнила о его родине, о тамошних традициях, о том, что, приученный обходиться с женщинами деспотично, Руин вполне может ударить ее, — она все же не остановилась и снова замахнулась. Но мужчина поймал ее руку. Слегка сжал. Не больно, но вырваться не удастся — поняла она.

— Я сейчас еду к матери, — сказал он спокойно. — Когда остынешь — позвони или приезжай. Адрес ты знаешь.

Он подхватил сумку со своими вещами, которые собрал за час до ее появления, и вышел из квартиры.

На душе было мерзко. Мысли разбрелись, но одновременно вроде бы не думалось ни о чем. В таком подвешенном состоянии он вышел из подъезда и завернул за угол. На улице рядом с ним затормозила и остановилась машина со значком креда — буквой «уйго», похожей на птичку, заключенную в треугольник. Приоткрылась дверца, и водитель — здоровенный детина с рыжей шевелюрой — выглянул из-за нее.

— Отвезти куда-нибудь? А?

Принц молча забрался в машину на переднее сиденье. Уселся поудобней, только с четвертого раза сумел нормально захлопнуть дверцу. Мысли гуляли где-то далеко, а телом овладела слабость, когда не хочется ни шевелиться, ни чувствовать, ни жить — откинуться бы на сиденье, закрыть глаза и задремать.

— Эй, загулял, — весело сказал водитель. — Всю ночь, да? Крепок, парень.

— Я не пьян, — с трудом шевеля губами, ответил принц.

— Да ладно, я ж не мент. Что ты волнуешься? — прыснул тот. — Куда везти?

Руин назвал.

— А, к Мортимерам? Еще гулять?

Слова водителя заставили принца задуматься о самом себе. Предаваться неприятным мыслям было не в его привычках. Оставалось лишь справиться со слабостью. Разве мужчина может позволить себе слабость? Он взял себя в руки и постарался выкинуть из головы все, что причиняло ему боль. Если он и Реневера не могут понять друг друга, то лучше не мучить себя и любимую. Быть может, в Центре мужчина и в самом деле не имеет право спрашивать женщину, где и с кем она провела ночь. Провальский принц не способен приучить себя мириться с этим, но можно ли перекраивать Реневеру под свои привычки?

Пусть будет счастлива, с кем хочет.

Машина проскочила через несколько стационарных порталов и оказалась в квартале Грайдаиер, который водитель, как оказалось, знал так себе. Руину, который квартал и вовсе не знал, потому что раньше его сюда возил отчим, пришлось объяснять, куда и как поворачивать. Они дважды проскакивали мимо нужного поворота, но когда остановились напротив особняка с галереями, с крыльца легко сбежала Дебора.

— Руин! — окликнула она. — Ты? Как дела?

— Матушка, не могла бы ты мне одолжить денег — расплатиться? — спросил он в ответ.

— Конечно. Мэльдор!

Из дома выглянул ее супруг, схватился за бумажник и вручил водителю бумажку в двадцать кредов.

— Хватит?

— Больно много.

— Выпей за здоровье моего пасынка, — и протянул руку Руину. Пожал. — Рад тебя видеть. Все благополучно?