— Ну, ты и сам знаешь, как это бывает… Единственный смешной случай, один-единственный. В Ашленде, там такой собачий холод, что пописать нельзя на улице — яйца отморозишь. Так вот, подходит ко мне парень и спрашивает: “Это правда, что вы родились в рубашке, что ваш отец миллионер и вам ни разу в жизни не приходилось заниматься физическим трудом?” На улице так холодно, что спорить абсолютно не хочется, и я говорю: “Да”. Он протягивает мне руку и говорит: “Я хочу пожать вашу руку, сенатор. Позвольте сказать вам — вы ничего от этого не потеряли!”
Мы оба рассмеялись. От рассказанной шутки Джек немного повеселел: он был одним из немногих общественных деятелей, которые умеют посмеяться над собой.
— Было бы замечательно съездить на несколько дней в Палм-Бич, — сказал он. — Немного оттаять.
— А это возможно?
— Только в том случае, если проиграю. Если выиграю, тогда в ближайшее время не получится. Но я не проиграю. Как там Калифорния?
— Браун поддерживает тебя на все сто процентов. Разумеется, пока ты не начнешь проигрывать на предварительных выборах…
— Это ясно. — Он вздохнул.
— Джек, сегодня утром я виделся с Мэрилин.
— Да? О Боже, как мне хочется, чтобы она сейчас была рядом со мной. Она бы отогрела меня гораздо быстрее, чем бутылка виски.
— Вообще-то она тоже этого хочет. Хочет быть в Висконсине, с тобой.
— Как у нее дела?
— Сейчас у нее тяжелый период.
— А кому сейчас легко?
— Ей очень плохо, Джек, я говорю серьезно.
Последовала долгая пауза; должно быть, он настолько выдохся, что ему трудно было сразу переключиться на несчастья других.
— Что случилось-то? — осторожно спросил он.
— Ты слышал о ее романе с Ивом Монтаном? С певцом из Франции?
— Ну а как же. Джеки постаралась, чтобы я знал все подробности, — ответил он.
— На ее семейной жизни это сказалось не лучшим образом, как ты понимаешь.
— Понимаю, — угрюмо произнес он. “Кто-кто, а уж он-то знает, что это значит”, — подумал я про себя.
— Она боится, что ты тоже сердишься на нее. Что ты не простишь ее.
— О Господи. Мэрилин не из тех женщин, что сидят дома и занимаются рукоделием или стряпают для своих мужей. Если ты хочешь, чтобы она принадлежала только тебе, ей нужно уделять много времени, а у меня его нет. Наверное, у Миллера тоже нет для нее времени, несчастный мужик… Передай ей, что я простил ее. Нет, лучше скажи, что мне не за что ее прощать.
— Думаю, она предпочла бы услышать это от тебя самого.
Он опять замолчал.
— Это будет сложновато, — ответил он. — Джеки повсюду ездит со мной. Сейчас я один, потому что она принимает ванну, но я не хочу, чтобы Мэрилин начала звонить мне в любое время дня и ночи. А с нее станется.
— Тогда сам позвони ей. Она в отчаянии, Джек.
— Я и забыл, что ты у нас сентиментальный, Дэйвид. Поэтому ты никогда не станешь настоящим политиком. — Джек говорил отрывисто, с раздражением в голосе, как его отец. Должно быть, он почувствовал это — и сразу извинился. — Прости, — сказал он. — У меня был длинный, тяжелый день. Если б ты был здесь, ты бы и сам понял.
— Да я понимаю. И не обижаюсь. Слушай, Джек, ты победишь. Это самое главное. Но ты все же позвони ей.
— Передай, что я позвоню ей завтра в полдень, по их времени, хорошо? — проговорил он быстро. На другом конце провода послышался какой-то шум. — Вот и Джеки пришла, — бодро сказал Джек. — Она передает тебе привет, Дэйвид.
— Ты ей тоже передай от меня. Скажи, что здесь очень тепло. Плюс двадцать один.
— Джеки, Дэйвид говорит, что в Лос-Анджелесе плюс двадцать один. — Он говорил оживленно, несколько более оживленно, чем следовало. “Умная женщина наверняка распознает в таком тоне неискренность, — подумал я. — Однако Джеки давно уже привыкла к подобным вещам”.
Я не слышал, что ответила ему Джеки, но в голосе Джека почувствовалась напряженность, и я подумал, что, возможно, он не заметил, как Джеки появилась в комнате, когда мы обсуждали проблемы Мэрилин.
— Да, так вот, Дэйвид, — продолжал он, — нужно организовать в Голливуде комитет, куда входили бы одни знаменитости. — Его голос снова зазвучал твердо, словно разговор о политике сразу же возродил его силы и уверенность в себе. — В этом нам может помочь Фрэнк. Он сумеет привлечь влиятельных и знаменитых людей.
— Я уже разговаривал с ним.
— Хорошо. — Он помолчал, а когда заговорил снова, в его голосе слышались властные нотки, как у его отца. — Но он не должен стать председателем этого комитета, Дэйвид. Будь с ним тактичен, но тверд. Фрэнк мне нравится, ты знаешь это. Он хороший парень, но друзья у него…
— А у нас друзья лучше, что ли, Джек?
Он расхохотался. У него был очень заразительный смех. Никто не мог сохранять серьезность, слушая, как он хохочет, а уж я тем более.
— Да, ты прав, Дэйвид. Тебе нужно было родиться ирландцем, — сказал он.
В устах Джека это была высшая похвала. Я попрощался, оставляя его на попечение Джеки, и затем позвонил на киностудию и сообщил Мэрилин, что она прощена.
В Висконсине, по крайней мере, ей даровано прощение.