— Да. Я посоветовала ему, какой подарок купить Этель на день рождения. А одна из его сестер даже написала мне письмо. — Как бы в доказательство сказанного, Мэрилин вытащила из сумочки два листка дорогой почтовой бумаги. — Она пишет, что вся их семья очень довольна тем, что мы с Бобби нашли друг друга.
Гринсон встревожился.
— На вашем месте я никому не показывал бы это письмо.
— Да я и не собираюсь. Просто я пытаюсь объяснить вам, что у нас сложились
Лицо Гринсона было озабоченным. Он словно пытался найти позитивное зерно в тайной любовной связи между одной из своих самых знаменитых пациенток и министром юстиции, человеком не менее известным, да к тому же женатым, но от комментариев воздержался. Его обязанности заключались в том, чтобы как можно скорее вернуть свою пациентку в рабочее состояние, а не лишать ее последних жизненных сил.
— Да. Ну, и у него, конечно, есть здесь дела, — продолжала Мэрилин. — Он сказал мне, что хочет припереть к стене Джимми Хоффу. Он просто
— Будьте осторожны, — предупредил доктор Гринсон.
— Я всегда осторожна, — ответила Мэрилин. — Поверьте, уж этому меня
Хоффа и Джанкана виделись не часто, предпочитая решать общие дела через посредников. За ними так тщательно следили правоохранительные органы, что любая встреча была связана с большими трудностями и опасностями.
Когда Хоффа потребовал личной встречи с Джанканой, тот поначалу отказался. Но, поскольку Хоффа никогда прежде не обращался к нему с подобной просьбой, Джанкана в конце концов согласился увидеться с ним, хотя и не преминул высказать свое недовольство: ему предстояло пуститься в долгое и утомительное путешествие, часто пересаживаться из одной машины в другую, постоянно менять маршрут, чтобы избежать слежки со стороны ФБР.
К тому времени, когда Джанкана наконец-то добрался до “виллы” Хоффы — небольшого деревянного домика в лесной чаще в Мичигане, — он весь заледенел от холода и был раздражен. Густой сосновый лес с мокрыми деревьями нагонял на него тоску. Домик ему тоже не понравился. В нем стояли каменный камин и дешевая грубо обтесанная и покрытая лаком мебель из сосновой древесины. К стене была прикреплена пирамида, в которой стояли “винчестер” калибра 30/30, винтовка с оптическим прицелом и ружье двенадцатого калибра помпового действия. Кроме этого, по стенам висели голова оленя, мальтийский крест и несколько цветных фотографий рыб, выпрыгивающих из воды. Других украшений в комнате не было. Слава Богу, хоть камин пылал. Джанкана взял предложенную ему чашку кофе с бренди и несколько минут смаковал горячий напиток, чувствуя, как по телу разливается тепло.
Одежда Хоффы как нельзя лучше соответствовала окружающей обстановке: шерстяная рубашка в красно-черную клетку, как у лесоруба, старые плисовые штаны, заправленные в высокие ботинки. Джанкана, напротив, был в костюме из серебристо-серой ангорской шерсти и в сшитой на заказ рубашке с галстуком.
— Видишь ту штуковину? — спросил Хоффа. — Эта дура — самое меткое из всех моих ружей. Если Бобби, этот неугомонный недоносок, этот чертов аристократишка, не оставит меня в покое, я пристрелю его.
Джанкана пожал плечами. Ему не нравились люди, которые высказывали вслух угрозы, а разговоры о насилии вселяли в него тревогу. Разумеется, без насилия в их деле не обойтись, но об этом не кричат — просто шепотом отдается приказ, вот и все. Хоффу он считал опасным человеком, горлопаном. Уже не в первый раз Джанкана сожалел о том, что связался с профсоюзом водителей.
Они сели у камина друг против друга; их лица не выражали взаимной симпатии. Телохранители Джанканы и шофер Хоффы находились в машинах возле дома. Эти же двое, как и полагалось, проявляя взаимное уважение, беседовали наедине.
— Я неспроста заговорил о ружье, — продолжал Хоффа. — Пусть тебя не волнует, откуда я это знаю, но Бобби собирается взяться за тебя.
— Он уже взялся.
— Верно, однако та история с Кубой, то, что твоя девица ублажает Джека, — все это теперь не имеет никакого значения. Все договоренности побоку. Джек слушает только своего братишку-молокососа. Сделки больше не существует. Они жаждут твоей крови. И моей.