Бессмертные

Я не принимал это на свой счет. Джо Кеннеди принадлежал к поколению тех американцев, которые без смущения называют еврея жидом, негра — черномазым, ирландца — ирландишкой (и в данном случае это доказывало, что Джо не вкладывал в эти слова пренебрежительный смысл). Я же был из тех американских евреев, которым было известно высказывание Отто Кана: “Пока еврей с вами в комнате, он — еврей; как только он ушел, он — жид”. Поэтому, в отличие от Бобби, который, сидя в шезлонге, буквально кипел от бессильного гнева, я спокойно реагировал на подобные высказывания Джо.

Я догадывался, что посол выразился так специально, чтобы отомстить Бобби за его неверие в выздоровление Джека; он всегда так обращался со своими детьми. Только в отношении Джека он не позволял себе подобных выходок: Джек должен был баллотироваться в президенты, и, по мнению Джо, его нужно было ограждать от устаревших предрассудков даже в семейном кругу. Джек был свободен от многих предрассудков. Он принимал людей такими, какие они есть, ценил в них красоту, талант, ум; цвет кожи не имел для него никакого значения.

— Не понимаю, почему она хочет выйти замуж за такого человека, — продолжал Джо, все больше воодушевляясь. Думаю, в Миллере Старика прежде всего раздражало не то, что он еврей, а то, что он “красный”.

— Может быть, она любит его, — заметил Бобби.

— Она любит Джека , — оборвал его Джо. — Во всяком случае, у меня сложилось такое впечатление.

Некоторое время мы сидели молча. Джо размышлял над человеческими слабостями — насколько мне известно, он мог анализировать свои поступки только в такой форме. Бобби молча пережевывал свое недовольство. Джо посмотрел на часы.

— Где шляется Джек? — спросил он.

— Он, наверное, плохо спал ночью, — ответил Бобби.

— О Боже, уже почти половина десятого! — Сам посол вставал рано и требовал, чтобы никто не опаздывал к завтраку. С этой целью он приказал повесить в каждой комнате своего дома электрические часы, которые показывали бы одно и то же время с точностью до секунды, — чтобы никто не смел объяснить свое опоздание, ссылаясь на часы.

Бобби покачал головой. Он не часто осмеливался перечить отцу, но, когда речь заходила о Джеке, он бросался защищать его, как свирепый, но преданный пес.

— Пусть поспит, — спокойно произнес он.

— Твоя мягкость только вредит Джеку, Бобби. Он не поправится, если будет постоянно жалеть себя.

— Ему нужно время, чтобы поправиться. И время у него есть . До начала серьезной схватки еще целый год.

— Я уже говорил тебе, Бобби. На выборах пятьдесят шестого года Джек баллотироваться не будет.

— Я знаю, — нетерпеливо возразил Бобби. — Но на съезде партии он должен иметь поддержку хотя бы делегации Массачусетса, иначе его будут воспринимать как дилетанта. Ты знаешь, как называют его люди вроде Маккормака? “Сенатор-повеса”, ты только представь!

Я не мог видеть глаза Джо — они были спрятаны за старомодными темными очками с круглыми стеклами в черепаховой оправе, — но лицо его вспыхнуло. Конгрессмен Джон Маккормак был одним из его врагов.

— К черту Маккормака! — злобно выговорил он. — Кто его слушает?

— Очень многие в Массачусетсе.

— Чепуха! Я понимаю, что ты хочешь сделать, Бобби, и я не позволю, слышишь меня? Ты хочешь, чтобы Джек ввязался в борьбу с кучкой бостонских бездельников и проституток от политики, таких, как Берк по прозвищу Луковица и Фредди Блип. Боже мой, и когда только ты усвоишь своей башкой, что он будет бороться за пост президента страны, а не за место в муниципальном совете?

Я понимал, что он всячески старается втянуть меня в этот спор, но меня спасло появление Джека, который наконец-то вышел из дома, ковыляя на костылях. Он был в белых шортах и старой тенниске, худой, как скульптура Джакометти.

Джек осторожно опустился на стул, который был сделан специально для него — с прямой деревянной спинкой и ровным сиденьем, — и стал безучастно смотреть на море, как будто оно находилось где-то далеко-далеко и ему никогда до него не добраться и не искупаться в нем.

— Кажется, здесь был всуе упомянут Берк по прозвищу Луковица? — спросил он, слабо улыбнувшись.

— Я просто наставлял Бобби на путь истинный, — сказал посол и тут же изменил тему разговора. — Как себя чувствует Джеки?

Джек пожал плечами.

— Она еще спит, — коротко ответил он.