— Телефон в исправности, — ответила она.
Он кивнул.
— Что ж, значит, меня по ошибке послали не в тот номер, — сказал он. — Такое часто случается.
Его напряженный взгляд показался ей подозрительным, но не настолько, чтобы заставить задуматься. Мужчины всегда пристально разглядывали ее, даже когда она меняла свою внешность. Но во взгляде этого человека Мэрилин не увидела восхищения ее формами. Если бы она поймала на себе такой взгляд в прежние времена, когда ошивалась со своими дружками-телохранителями возле гостиницы “Амбассадор”, она безошибочно определила бы: этот мужик из полиции нравов. Она подумала, что нужно позвонить портье и уточнить, действительно ли на этаже работает монтер, но потом решила, что это глупо.
— Да, наверное, это ошибка, — сказала она. — Благодарю. — Она повесила на ручку двери табличку “Не беспокоить”, резко закрыла дверь, заперла замок на два оборота и для верности накинула еще цепочку, хотя и сама не знала, для чего это сделала.
Решив, что она чересчур подозрительна, Мэрилин налила себе бокал шампанского и пошла в спальню, где ее ждал Джек.
17
Когда я сказал Мэрилин, что Джеки сердита на Джека, я выразился слишком мягко. Я видел Джеки, когда ездил к Шрайверам, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Она сидела перед телевизором с упрямо-недовольным выражением на лице; рядом с ней устроилась сестра Джека Юнис. Удивительно, но даже в платье для беременных Джеки выглядела невозмутимо-элегантной.
— Слава Богу, что хоть кто-то вспомнил о моем существовании, — произнесла она, когда я наклонился поцеловать ее. Юнис чувствовала себя неловко. Сестры Джека не позволяли никому критиковать брата, даже Джеки.
— Джек очень занят, — возразила она, будто я понятия не имел о том, что происходит на съезде.
На лице Джеки отразилось яростное презрение.
— А он этому рад! — отрывисто сказала она.
Воцарилось долгое молчание. Горничная Шрайверов принесла холодный чай.
— А то, что произошло вчера, это же просто здорово, а? — спросила Юнис, задыхаясь от переполнявших ее чувств. Как и все в семье Кеннеди, она очень бурно переживала за Джека и, на мой взгляд, больше, чем другие сестры, походила на мать, — что вряд ли могло внушить Джеки любовь к ней.
Я кивнул.
— Демонстрация в поддержку Джека? Да, это было невероятное зрелище.
Джеки одарила меня насмешливо-двусмысленным взглядом.
— А как забавно было наблюдать, когда Джек спасал ту девушку? Как ее звали?
— Уэллз, — ответил я. — Что-то вроде этого.
— Библиотекарша. Ну и
— Говорят, она старая знакомая Элеоноры Рузвельт, — вставила Юнис.
— О,
— А ты случайно не знаком с мисс Уэллз, Дэйвид? — спросила Джеки.
Я покачал головой.
— Нет. Я видел ее только издали.
— Какая жалость! Она кого-то напоминает мне. Я не могу понять, кого именно, но я вспомню.
Она подставила щеку, чтобы я поцеловал ее на прощание. Что я и сделал.
— Ты не умеешь лгать, Дэйвид, — прошептала она.
— Пожалуй, — сказал я. — Поэтому я редко лгу.
Она улыбнулась мне. Мы с Джеки испытывали взаимную симпатию и понимали друг друга без слов.
— Но у тебя уже получается гораздо лучше, — с грустью заметила она. — Вот что значит водить дружбу с политиками. До свидания. Пожалуйста, передай привет Марии.
Когда я вернулся от Шрайверов, Джек находился в номере Мэрилин. Мэрилин лежала на диване в халате и обрабатывала пилочкой ногти; голова у нее была обмотана полотенцем. Джек, без пиджака, вышагивал по комнате, держа в руках желтые листы бумаги, и читал вслух.
— На, взгляни, — предложил он.
Это была толковая речь, гораздо лучше той, что вручил ему Эдлай.
— Неплохо написано, — сказал я.
— Неплохо — это еще не хорошо. — Он взял у меня листы с речью, прошел в дальний конец комнаты и начал декламировать. Он прочитал первую страницу — с жестами, паузами, в общем, все как полагается. Мэрилин, не отрываясь от своего занятия, посмотрела на него со скрытой напряженностью во взгляде.
— Не забывай брать дыхание в нужный момент, милый, — напомнила она. — Иначе ты начнешь хватать ртом воздух или твой голос вообще сойдет на нет в том самом месте, где останавливаться нельзя ни в коем случае…
Лицо Джека выражало суровую решительность. Такое выражение появлялось у всех Кеннеди, когда они намеревались овладеть какими-либо трудными или новыми навыками. Но больше меня удивило то, что он с готовностью внимал советам женщины.
Он начал читать сначала, на этот раз так, как нужно, — ровно, с глубокой искренностью в голосе, делая длинные выразительные паузы там, где это было необходимо.