Бессмертные и разделенные (ЛП)

— У нас был уговор, Лили. И, на самом деле, я позволил тебе уехать на два года.

Лили нахмурилась, зная, что его аргументы были правдивыми. После выпуска Дино согласился, что Лили может отправиться в турне по Европе на год перед тем, как пойти в колледж. И предпочтительнее колледж в Штатах. Но она любила путешествовать, встречаться с новыми людьми и познавать мир вокруг себя. Один год превратился в два, а затем и в три. Он ни разу не попросил ее вернуться домой.

Лили была благодарна своему брату, ведь он так долго позволял ей делать то, что она хотела. Он фактически был ее опекуном, пока она не стала взрослой. Дино, казалось, считал, что он все еще вправе принимать решения за нее. С годами дистанция между ними увеличивалась. Конечно, одиннадцатилетняя разница в возрасте, скорее всего, не помогала, но чем больше Дино погружался в мир мафии, тем больше Лили было все равно. Вместо того, чтобы злиться на людей, которые причинили им боль, когда они были всего лишь детьми, Дино окружил себя ими.

— Ты сердишься на меня, — пробормотал Дино, не отрывая взгляда от человека, стоящего у алтаря.

— Очень.

— Тебе нужно было вернуться домой, — сказал ее брат абсолютно безучастно. — Пришло время. Ты взрослая женщина. Пришло время принять то, что это значит для la famiglia.

Лили едва удержалась от смешка. Священник, определенно, не оценил бы этого.

— La famiglia, Дино? Что Семья вообще сделала для меня?

— Вырастила тебя.

— Вырастила меня?

Вопрос прозвучал резким шепотом и Дино поморщился в ответ. Это немного удовлетворило Лили.

— Нас, — быстро исправился Дино.

— Нет, la famiglia сделала нас сиротами. И с каких это пор моя жизнь имеет какое-либо значение для Синдиката, Дино?

— Имеет, малышка.

Лили сжала зубы от вновь использованного им этого уменьшительного прозвища.

— Это не важно, — тихо сказал Дино. — Что бы ты ни думала о том, что я делаю — это неважно. Но то, что я делаю — это для твоего же блага, Лили. Поверь мне.

— Я ничего не знаю о том, что ты делаешь, Дино.

— Что ж, скорее всего, тебе не понравится это. Тем не менее, я пытаюсь уберечь тебя от множества проблем и душевной боли, если бы ты только дала мне шанс сделать это.

Ничего из сказанного братом не имело для нее смысла. У Лили закончились отговорки.

— Я взрослая…

— Ты — дитя мафии, — быстро вставил Дино. — Ты родилась и выросла ДеЛука. Ты, определенно, женщина, и ты также знаешь, что это значит. У тебя нет права выбора в этом вопросе, Лили. Следуй правилам, и все будет хорошо.

Правила.

Лили с отвращением содрогнулась при мысли о том, что, возможно, могут значить эти неопределенные слова ее брата.

— Я достаточно долго позволял тебе убегать, — сказал Дино, хмуро глядя вниз. — Пришло время тебе вернуться в Семью и сделать то, что нам нужно.

Сердце Лили замерло, когда она подняла взгляд на своего непоколебимого брата.

— Что ты имеешь в виду?

— Я достаточно долго позволял тебе убегать, — просто повторил он.

Лили не хотела погружаться в их мир. Ребенком у нее не было выбора, но теперь, когда она стала взрослой, это должно быть только ее решением. Она не была какой-то милой мафиозной principessa (итал. принцесса), чтобы ее братья хвастались и выставляли ее напоказ перед другими.

Она была собой. Это была ее жизнь.

— Дино…

Слова Лили были заглушены звуками поднимающихся на ноги прихожан.

— Прошу… — услышала Лили, как отец Гарнер произнес у алтаря, и тоже поднялась. — …присоединяйтесь ко мне в покаянной молитве, чтобы очистить наши души и сознание для начала этой мессы. (Примеч.: Mea Culpa (лат. моя вина) — формула покаяния и исповеди в религиозном обряде католиков с XI века).

Дино ухмыльнулся.

— Забавно, как это работает. Это автоматически предполагает, что мы согрешили, что мы грешники, которые нуждаются в покаянии. Нам даже не предоставили вариант быть святыми.

— Мы и есть грешники, — пробормотала Лили.

Вся их семья сплошные грешники.

Дино пожал плечами.

— Это так.

— Confíteor Deoomnipoténti, etvobis, fratres, quiapeccávinimis…

— Исповедую перед Богом Всемогущим и перед вами, братья и сестры, что я много согрешил…

Слова эхом разносились по церкви, произносимые больше чем двумястами голосов. Это создавало почти мелодичный эффект, и Лили знала, что для некоторых происходящее было исцелением. Способ попросить прощение вместе со всеми остальными, чтобы не делать этого в одиночку. Для некоторых это было исповедью, на которую они никогда бы не решились при других обстоятельствах.

— Cogitatióne, verbo, ópereetomissióne, — пробормотал Дино на идеальной латыни.

— …мыслью, словом, делом и неисполнением долга, — повторяла Лили вместе с прихожанами, следуя за словами священника на английском языке.