- Рискни и узнаешь, - самодовольно улыбаясь, он развернулся и медленно пошел к харлею.
Скрипя зубами, я сдвинулась с места. Торин - труп. Эндрис ехал за мной всю дорогу домой. Припарковав байк, он вышел на подъездную дорожку и ждал, пока я зайду в дом.
Поднявшись в свою комнату, я взглядом наткнулась на коричневый бумажный сверток. Книга рун Торина. Я взяла сверток в руки и вздохнула. Я еще не была готова с ней расставаться. Скоро. Развернувшись, я подошла к шкафу, открыла ящик и спрятала ее обратно.
- Проходи. Сегодня весь дом наш, - пригласила Лавания, закрывая за мной дверь. Она всегда такая обходительная. Сегодня на ней было голубое платье без рукавов, подол и вырез которого были вышиты темно-синими украшениями, а талию обхватил широкий блестящий пояс с рисунками рун. Убранные назад волосы, удерживала лента для волос, подходящая по цвету. Руки чуть выше локтей украшали браслеты.
- Классно выглядишь, - сказала я.
- Спасибо. У меня сегодня свидание. Будем праздновать.
«С кем? С Торином?»
- Эндрис ушел?
- Вместе с Ингрид. Они ушли прямо перед тобой. Он хотел взять тебя с собой, - она усмехнулась. - Эндрис всегда такой нетерпеливый.
- Они ушли через портал?
Лавания улыбнулась.
- Как иначе они могли бы уйти? Ну же, пойдем на кухню.
В последний раз я была на кухне этого дома вместе с Эндрисом и Ингрид. Тогда здесь были навалены огромные коробки с вещами Торина. С интересом я осмотрелась вокруг и улыбнулась. В доме, определенно, кто-то любил готовить. На стойках стояло много современной кухонной техники. С противоположной стороны находилась гостиная, в которой стоял секционный диван, а на стене висел большой телевизор с плоским экраном. В голове пронеслись картинки той вечеринки, до того как все пошло к Хель и обратно.
- Сюда, - позвала меня Лавания и жестом помахала в сторону стула. - Садись.
Сама она села с другой стороны стойки, стоящей посередине кухни. Перед ней лежала аккуратно сложенная ткань из коричневой кожи. Она подождала, пока я сяду, и осторожно ее развернула.
Как оказалось, это была не ткань, а что-то вроде кожаного ремня для ножей с шестью карманами. Один за другим, она достала из ножен кинжалы. Все были размером с карандаш, но разного цвета, формы лезвия, рукоятки и гарды. У половины были черные, блестящие лезвия, в то время как другие были белыми. От рукоятки по лезвию шли руны. Один кинжал напоминал форму серпа, другой был похож на охотничий нож, остальные также отличались толщиной лезвия.
- Их называют артаво, что значит ритуальный нож. В единственном числе будет артавус. Некоторые верховные жрицы называли их артанус, артани или артамэ. Наиболее искаженный вариант, который можно сейчас услышать в магическом мире, - атамэ, - она взяла в руку черный артавус с остроконечным лезвием и гардой. Я уже видела, как Малиина (или это была Ингрид?) использовала похожий кинжал. - Этот называется стилло. Возьми в руку, проверь, удобно ли.
Я обхватила рукой рельефную рукоятку. Она легла в руку, словно была сделана под меня. Само лезвие клинка протянулось примерно на сантиметров 7.
- Легкий, - я дотронулась до лезвия и ахнула, когда по руке начала подниматься боль, и из кончика пальца выступила кровь. Тело охватила слабость. Я ненавидела сам вид крови, особенно своей. Я засунула палец в рот и осторожно положила артавус на стол, словно это была ядовитая змея.
Лавания усмехнулась.
- Ты бледная, как привидение, - она потянулась вниз и достала свой рунный клинок. - Дай руку. Я залечу твой палец рунами.
Я покачала головой. Я еще не была готова к рунам.
- Болеть перестанет, и, если ты не заметила, порез глубокий.
Боль, расходящаяся, от пальца говорила мне то же самое. Медленно, я достала палец изо рта и застонала, когда из него потекла кровь. Все очень плохо.
- Не дури, - нетерпеливо настаивала Лавания.
Съежившись, я протянула ей руку и закрыла глаза. Когда она в очередной раз усмехнулась, я открыла один глаз и едва поборола желание отнять руку. Палец сильно кровоточил, и капли крови падали на стол.
- Расслабься, Рейн.
- Я уже расслаблена, - возразила я ей сквозь сжатые зубы. - Ненавижу кровь, и мне больно.
Она нанесла на тыльную сторону моей руки руны; ее движения были настолько быстрыми, что у меня все размывалось перед глазами. Она оказалась права. Больно было лишь на мгновение, а следы от кинжала оказались вовсе не порезами, скорее ожогами.
Когда на коже проявились розоватые отметки от ожогов, я забыла о слабости и тошноте. Затем отметки потемнели и превратились в красивые узоры, как те, что я видела на руке Лавании, с завитками на концах. Я смотрела на свою руку с мрачным очарованием, но вскоре красивые руны растаяли. Лишь кончики пальцев пощипывало; я перевернула руку. Глубокий порез также закрылся, оставив после себя розоватый след, который вскоре тоже исчез.
Когда Торин исцелял меня в первый раз, я упала в обморок. Во второй раз мою рану от ножа скрыли руны, поэтому я не особо видела, как все произошло. Было как-то сюрреалистично, вот так наблюдать, как сходится кожа, словно ее застегнули на молнию.