Бессмертный

— А у меня есть выбор? — вскинулась я, не видя смысла сдерживаться. — Я хочу остаться с тобой больше всего на свете, но что я могу? Мое назначение закончится, и мой долг вернуться и предстать перед командованием. Если меня спросят, хочу ли я вернуться назад и продолжить службу у вас, готова ли, я скажу «да», и с радостью вернусь, да что там, прибегу, распевая победные песни. Но если мне этого не предложат, я не смогу оспорить приказ. Меня могут возвратить на земные корабли, а могут отправить на другое лондорское судно, и я обязана буду подчиниться. Я, прежде всего, солдат, а только потом женщина.

Ну вот, сказала.

— Ты можешь подать в отставку у себя, — Александр говорил все тем же спокойным тоном. — Захочешь, поступишь на службу у нас. Это неважно, все можно решить. Но ты можешь остаться со мной.

Я опешила.

— Это, что, что-то вроде предложения руки и сердца?

Александр едва заметно скривился от моей формулировки, но это и то было облегчением: наконец-то, хоть какое-то проявление эмоций из-под капитанской маски.

— Что-то вроде. Можешь называть так.

— Нет, так не пойдет, — возмутилась я. — Ну а ты? Разве ты не можешь бросить Лондор? Отправиться со мной на Землю? А?

У Тайлера дернулся уголок губ, как будто он хотел рассмеяться, но так и не рассмеялся.

— И что меня там ждет?

Он больше ничего не сказал, но этого и не требовалось. «Все лондорцы — враги» — было не только моим личным девизом, но и убеждением всей моей планеты. Я ведь прекрасно помнила ситуацию на Одине-III, когда ко мне прицепились земляне, думая, что я лондорка. Если бы Александр оказался настолько глуп (или ослеплен любовью, не знаю) и принял бы мое предложение, что бы ждало его на Земле? Вечная опала? Никакой работы? Вся его жизненная энергия, талант — куда все это? Спустить все это в трубу? Ради чего? Ради меня? Он прав, это даже не смешно.

А ведь Александр не предлагал мне зеркальной ситуации. Он предлагал мне продолжение той жизни, которой я действительно наслаждалась в последние месяцы, предлагал мне службу на «Прометее», полеты и… себя.

Я почувствовала, как кровь прилила к лицу. Опустила глаза.

— Прости, — прошептала я, испытывая жгучий стыд.

— Морган, Морган, что же мне с тобой делать, — пробормотал Александр, но, к моему удивлению, весело, а не обиженно.

Я с опаской подняла глаза и посмотрела на него: нет, совершенно точно, не обиделся и не разозлился.

— Ладно, нет, так нет, — бодро подвел итог Тайлер. — Давить на тебя в этом вопросе точно не собираюсь.

— А если по истечении двадцати шести дней я все же решу уйти? — сама не знаю, зачем я это спросила, наверное, всему виной мое природное упрямство.

Александр криво улыбнулся:

— Прикую тебя к койке в своей каюте, — потом все же посерьезнел: — Куда я денусь? Естественно, я тебя отпущу.

Как отпустил свою бывшую жену… Как он сказал тогда в пустыне: «Когда видишь в глазах любимого человека непоколебимое желание уйти, объяснения и долгие разговоры уже ничего не изменят». Почему-то эта фраза отчетливо въелась в память. Отпустит, в этом я не сомневалась. И я стану еще одной бездушной женщиной, разбившей ему сердце. Вот только, в отличие от меня, Элизабет, его не любила.

Я встала, обошла стол и без зазрения совести устроилась у него на коленях, а потом крепко обняла.

— Мне плевать на репутацию, — сказала я, нарушая повисшее молчание, — я всегда была изгоем, мне не привыкать. Но я очень тебя прошу, дай мне эти двадцать шесть дней, которые у нас остались. Не хочу и не могу сейчас ничего решать.

Как странно, до этого разговора мне казалось, что я абсолютно уверена в своем намерении уйти, а сейчас, когда я вдруг осознала реальность и последствия этого решения, я поняла, что на самом деле ничего еще не решено. Но переступить через пятнадцатилетнюю ненависть, живущую в моем сердце, и принять Лондор? Смогу ли я? Даже ради Александра?

— Хорошо, — пообещал Тайлер, — В таком случае, мы отправимся на задание, а с последствиями будем разбираться потом.

— Хорошо, — эхом повторила я. Эти двадцать шесть дней нужны были мне как воздух.

* * *

Не знаю, сколько мы так просидели, молча и просто обнявшись, а потом я, как всегда все испортила.

— Почему так, — задала я, как мне казалось, риторический вопрос, — в «Тринадцатилетней войне» погибло множество людей с обеих сторон, но лондорцы по-прежнему лояльны к землянам, а земляне ненавидят лондорцев?

Я почувствовала, как руки Александра напряглись на моей спине. Что я такого сказала?

— Не стоит об этом.

— Не поняла, — я подняла голову, чтобы встретить взгляд человека, знающего больше меня и явно не желающего делиться этой информацией со мной. — Объясни.

Тайлер закатил глаза, делая вид, что я превращаю муху в слона.

— Ерунда, забудь.

Ну уж нет, в этот раз я так легко не сдамся.

— Каждый раз, когда разговор заходит о «Тринадцатилетней войне», ты бросаешь фразы, значение которых я не понимаю, а объяснять отказываешься, то переводя тему, то сводя все в шутку. Ты, правда, думаешь, я не замечаю? — я говорила спокойно, но прожигала его взглядом. Эти недомолвки уже порядком затянулись, и я нуждалась в ответах.