Бессмертный грех

— Нет. — Неволяев продолжал ухмыляться. — Я на случай возгорания. Российский народ издавна тушил огонь одеялами.

— И простынями, — добавил старший оперуполномоченный.

— Простыни — чтобы спускаться из окон. Связываешь одну с другой — и вниз.

— Ах вот как ты заговорил! — Василий гневно шарахнул кулаком по столу, а Неволяев, не понимая, в чем же он провинился, испуганно вжался в угол. — Ты, значит, пути бегства отрабатываешь? Как крыса?

— Пути эвакуации, — робко пискнул Неволяев. — И не как крыса, а как горный орел — все-таки предстоит парить над городом. А крыс здесь и без меня хватит. Вон в службе генерального директора…

— За что же ты их так не любишь? — насторожился Василий.

— Коммерсанты проклятущие, пьют нашу кровь, гниды.

— То есть ты полагаешь, что крыса — это кровососущее насекомое?

— А знаешь, начальник, — философски заметна Неволяев, — надо будет — и кровь выпьют. От этих всего можно ждать.

— Ладно. — Василий устало махнул рукой. — Зачет ты сдал, бельишко забирай, зови следующего.

Сотрудники службы генерального директора Василию понравились. Они вели себя спокойно, вежливо, сдержанно и корректно. Старшего оперуполномоченного поразило, насколько они друг на друга похожи: высокие, красивые, светловолосые — как только Пожарскому удалось собрать их в одном месте — таких одинаковых?

Но кое-какие различия все-таки имелись. Игорь Ромашин — демонстративный плейбой с цепким оценивающим взглядом, который, однако, в нужный момент наполняется теплотой и заинтересованностью. Женщины от таких взглядов млеют и начинают дрожать коленками.

Да и весь облик Ромашина тоже не оставлял женщинам никакой надежды на спасение — изысканный парфюм, дорогая и очень элегантная одежда с элементами творческой вольности… Саня бы сказала: стильно! То есть все приличия соблюдены, и прикид делового человека исполнен от и до — костюм, галстук, строгая рубашка, но пиджак богемного, чуть мешковатого покроя, узел галстука не затянут, а рисунок на нем весьма легкомысленный — бутылки, бутылочки и пузырьки.

Да, гореть бедным женщинам синем пламенем.

Коновалов обратил внимание, что у Ромашина иногда чуть подергивается правый глаз, что и было зафиксировано в блокноте с пометкой «понаблюдать». Нервный тик — вещь в принципе безобидная, но показательная — человек нервничает, а с чего бы? Не так уж страшен придурочный начальник Службы безопасности, чтобы глазом беспорядочно дергать.

Коля Белостоков — проще и неопытнее, во всяком случае, на первый взгляд. Он тоже метит в плейбои, но, кажется, пока не понял, как именно двигаться к заветной цели. Хочет казаться взрослее и увереннее, поэтому то и дело предпринимает дерзкие вылазки, но, как правило, на полпути сбивается, смущается и отступает. Вот и сейчас он три раза подряд пытался подшутить над Василием — и все три раза смущался и заливался малиновым румянцем. Коновалов с трудом удержался от того, чтобы дать ему отеческий совет: «Ты, дружок, уж если высунулся, так иди напролом».

А вот Володя Шелест производил впечатление уставшего и несколько пресытившегося мэтра. В нем не было ромашинской всегдашней заинтересованности и готовности, не было белостоковской прыти и робости, зато весь его вид говорил: «Уж я-то повидал на своем веку… Уж мне-то не рассказывайте…» И речь у него была ленивая и неспешная. Василию он напомнил породистого кота, заласканного хозяевами, который не унижается до того, чтобы тереться об ноги, — вот он сожрал полкило рыбы, лежит на солнышке, смотрит на воробья, присевшего в метре от его морды, и думает: «А мне это надо? Нет, можно еще и воробья сожрать, но зачем?» Сходство с котом усиливали светлые усы, куда Шелест то и дело прятал усмешки, и уютные свободные одежды — пушистый свитер и вельветовые широкие джинсы.

Как только последний коммерсант ушел, Василий выскочил из своей каморки и быстро направился к Сане. Не обращая внимания на ее обиженное лицо и протестующие жесты, он набрал номер Пожарского и попросил немедленно вызвать к себе всех сотрудников коммерческой службы.

— Мне надо, чтобы в ближайшие две минуты в их помещении никого не было.

Положив трубку, Василий выдал Сане четыре целлофановых пакетика и, схватив ее за руку, потащил в тот конец коридора, где располагалась коммерческая службы. Пожарский выполнил указание — в помещении не было ни души.

— Собирай окурки, — коротко бросил Василий. — А я постою на шухере.

— Мне всегда достается самая интересная работа, — недовольно сказала Саня, но послушно принялась опорожнять пепельницы.

— Ты что делаешь?! — накинулся на нее Василий. — Не все окурки ссыпай, бери по два-три. А то заметят.

— Зачем тебе окурки? — шепотом спросила Саня.

— Состав слюны хочу получить, — с готовностью ответил Василий.

Закончив с индивидуальными беседами, Василий перебрался в Санин кабинет — поделиться впечатлениями.

— Интереснейшие типажи, — почесывая пузо, разглагольствовал он. — Прям фарфоровые шкатулочки с двойными днами.

— У слова «дно», — строго поправила Саня, — нет формы множественного числа.