Бессмертный грех

— Я тоже не уверен. Ладно, мальчики, раз уж зашли в гости, то давайте поковыряемся здесь. Вдруг найдем что-нибудь интересное? Опять же — о хозяине этой уютной квартиры надо составить представление. И… — Старший оперуполномоченный вдруг хитро улыбнулся. — Может, и нам устроить какую-нибудь провокацию. А то все развлекаются, а мы, как дураки, ведем себя прилично. Напишем, например, на зеркале губной помадой нечто зловещее.

— Я даже знаю — что именно, — гаденьким голосом поддакнул Леонид. — Напиши: «Здесь был Вася». Хозяина квартиры, когда он прочтет, наверняка хватит удар от ужаса.

— Правильно, — кивнул Василий. — Губной помады ни у кого нет?

Леонид жеманно махнул на старшего оперуполномоченного рукой:

— Свою надо иметь, товарищ начальник. Дурацкая манера все время стрелять у меня то помаду, то пудреницу.

— Жаль, — вздохнул Василий, — а то бы я отметился.

Глава 27 ЛАРИСА

Они сильны только тем, что она их боится. Вернее, боялась. На этом страхе и держалась вся их власть. И на том, что они знали ее секреты. А точнее, на том, что она не хотела, чтобы ее секреты узнал еще кто-то. Теперь у нее нет секретов, а значит, и бояться ей нечего.

Страх нельзя копить в себе, нельзя идти у него на поводу, а то он разрастется, как опухоль, и сожрет тебя. А избавиться от страха можно только радикальным путем, не церемонясь ни с ним, ни с собой. Жалеть себя нельзя, вот что. Боишься летать на самолетах? Летай как можно чаще, поселись в самолете на месяц, устройся работать стюардессой. Боишься собак? Поезжай в питомник, потолкайся там среди кавказских овчарок. Боишься ходить по темным улицам? Заставь себя совершать прогулки каждый вечер по окрестным пустырям. Страх не дурак, он такого обращения не потерпит и найдет себе другую жертву.

Вот и сейчас Лариса все делала как бы во вред себе. Раньше она панически боялась, что Крысь или Верка все расскажут мужу. Следовательно, надо самой все рассказать мужу. Вот так просто. И бояться будет уже нечего.

Крысь все не шел и не шел, а Ларисе так не хотелось сейчас оставаться одной. Тем более что, едва она переступила порог его квартиры, на нее навалилась страшная тоска, Лариса даже поплакала, забравшись в его любимое кресло. Наконец, когда за окнами уже стемнело, она решила позвонить ему на работу.

Крысь сам взял трубку и почему-то совсем не удивился, услышав ее голос.

— Ты все еще в бегах? — спросил он. — Или вернулась под теплое крылышко мужа?

— Я у тебя, — ответила Лариса. — Мне очень плохо и страшно. Приезжай побыстрей, а?

— Тебе плохо, и поэтому ты пришла ко мне, — констатировал Крысь. — Резонно. А было бы хорошо, не пришла бы.

— Крысь, я не хочу ссориться. Наоборот.

— Ну правильно, важно же только то, чего ты хочешь. А когда я чего-то хочу, это не в счет, — мрачно проворчал он.

— Мне казалось, что ты хотел именно этого, — растерялась Лариса. — И вот я здесь, у тебя.

— Хотел. А вдруг уже не хочу? Или ты считаешь, что хотеть тебя — моя обязанность?

— Обязанность? — Лариса не верила своим ушам. — Ты хочешь, чтобы я ушла?

— Не знаю, — сказал Крысь капризно. — Я еще не решил. Но в любом случае ты можешь меня дождаться. Я тебе разрешаю.

И положил трубку.

Лариса тяжело перевела дух и оглядела комнату взглядом профессионального погромщика. Все! Они ее доконали! Они все заодно. И они все объявили ей войну. Ладно, она принимает вызов, тем более что выбирать особо не из чего: либо, скуля, уползти в темный угол, либо ответить ударом на удар.

Приятно громить квартиры тех, кто сделал тебе больно; приятно поливать белые простыни черным кофе, стерильные полы — сгущенным молоком, а стены — чернилами. Любой, кто читал «Мастера и Маргариту», должен испытывать тягу именно к такому яркому и веселому проявлению своих чувств. И Лариса, закатав рукава, принялась за работу. И в ведьму превращаться не пришлось, достаточно было открыть дверь ключом, и все дела.

Но разгром — это скорее для развлечения, а главное-то заключалось в другом. Она хотела, чтобы они поняли — она больше не станет терпеть их издевательств. Теперь не они ставят условия, не они шантажируют и не они расставляют капканы. Роли поменялись, и Лариса больше не жертва и не добыча. Пусть они боятся.

Даже хорошо, если они подумают, что она сошла с ума. Иметь дело с помешанными еще страшнее.

Она громила квартиру Крыся с таким остервенением и азартом, что самой стало не по себе.

Когда Лариса опомнилась, за окнами уже совсем стемнело. Она посмотрела на часы, сказала: «Ну вот и все, пора, а то засиделась я здесь», — и вышла из квартиры. Спускаясь по лестнице, она насвистывала что-то веселенькое и пыталась представить себе выражение лица Крыся, когда он откроет дверь.

…На улице у дверей подъезда стояла девушка, одетая в ее, Ларисин, черный плащ, фиолетовые джинсы и сиреневую блузку. Да, это была ее, Ларисина, копия, довольно кустарная и грубая, но сделанная не без старания.

Лариса закричала и бросилась бежать; копия, впрочем, испугалась не меньше.