Бессмертный избранный (СИ)

— Темволд выводят их для охоты в океане, — говорит мне тонкий голос Инетис — Избранного. — Они живут в воде, редко выбираются на сушу, и темволд пришлось постараться, чтобы привести их сюда. Этих они растили пять Цветений. Они не живут долго и не выживут долго в снегу Асморанты, но Жизнь уже скоро начнется. Те из них, кто замерз на пути сюда, дадут жизнь шмису уже с первыми лучами солнца. В Асморанту придет мор, и Шиниросу придется несладко.

— Ты ведь можешь остановить их.

— Мне больно. Я не могу удержать в себе столько магии, я не могу справиться с ней. И моя мама не помогает мне. И ты мне не хочешь помочь. Почему я должен помогать вам?

— Если ты видишь так далеко, ты должен видеть и совсем близко, — говорю я. — Зеленокожие убьют всех вокруг тебя. Ты останешься здесь один, если не постараешься нам помочь. Мы не сможем тебя спасти, если умрем.

Я вижу кольцо воинов, окружившее Шин. У городских стен со всех сторон идет ожесточенная битва, но один отряд врага пробился с юга, сметя с лица земли палатки лекарей, и уже несется сюда, следуя за повозками, везущими в лекарский дом раненых. Они скоро будут здесь.

— Ты видишь их? — спрашиваю я. — Они идут сюда. Здесь нас только горстка раненых воинов, и нам их не удержать.

Избранный спускает нас вниз, и мы оказываемся над крышей дома, в котором сейчас находимся. С севера поднимается холодный ветер, и я знаю, что он предвещает беду.

— Твой отец сделал мне больно. Твой отец сделал больно маме. Это из-за него я теперь не могу справиться с магией. Я унесу маму отсюда, я не стану вам помогать.

— Куда ты перенес Унну? — спрашиваю я, и вдруг резкий удар отшвыривает меня на землю в сонной правительницы Асморанты.

Ее корчит от боли, но Инетис снова не кричит и не приходит в себя. Я вижу растекшуюся под ней лужу крови, слышу сбивающееся дыхание. Она борется за каждый вздох, но ее надолго не хватит.

Что убьет ее раньше — роды или клинок побережника?

— Маме плохо. Я заберу ее отсюда, и заберу тебя, чтобы ты нам помог, — говорит Инетис хриплым голосом. — И все останутся живы.

Если он перенесет нас в Асмору, я смогу сжечь одеяло — я надеюсь на то, что слова Цилиолиса правда — и помогу ему родиться. Но Инетис без Л’Афалии придет конец. И Шину придет конец. А через несколько дней войско побережников доберется до Асмы, и бой там будет очень короткий, потому что у Асморанты больше не останется ее воинов.

— Я не стану тебе помогать, если ты не поможешь мне.

Золотистые глаза Инетис открываются и широко смотрят на меня.

В дверь что-то громко бухает, и я слышу крики. Кажется, мое путешествие заняло много времени, я вдруг начинаю осознавать, что за окном уже снова темнеет, и что с улицы доносятся совсем не наши, не шиниросские голоса. Как будто в ответ на мои слова, шкура резко приподнимается, и я едва успеваю увернуться от руки с мечом, зубья которого жадно ощерились в надежде попить свежей крови.

Они уже здесь. Они уже пришли сюда.

Я бездумно хватаюсь за нож и вонзаю его в зеленую морду, заглянувшую следом, и жуткий вопль дает мне понять, что удар достиг цели. Нож снова входит в плоть, как в масло, но я не успеваю его вытащить — он остается там, в голове зеленокожей твари, которая визжит от боли и мечется снаружи. Но их там так много, и следующий удар мне отразить нечем. Я поворачиваюсь к кровати, где Инетис выгнулась дугой в следующей схватке, ищу глазами что-то, что можно использовать, как оружие, но почти сразу понимаю, что все бесполезно.

Это конец.

— Спасии-и-и-ите! — кричит кто-то совсем рядом. — Зеленокожие! Они идут! Они повсюду!

Я в растерянности бросаюсь к двери и прижимаюсь к ней спиной, хотя понимаю, что удержать ее долго вряд ли смогу. Зеленокожие в окне, зеленокожие за спиной, и, похоже, нам все-таки пришел конец.

— Помоги нам! — рычу я на Инетис. — Ведь ты же Избранный, ведь ты же можешь спасти нас всех! Инетис, приди же в себя, прикажи ему, ведь мы все здесь умрем!

Снаружи доносятся отчаянные крики лошадей и людей и звуки удара о плетеную дверь. Я выскакиваю из сонной только на мгновение. В мешанине тел и голосов так трудно найти то, что нужно, но я пробиваюсь в дальнюю сонную, хватаю за руку смертельно испуганного Кмерлана и тащу за собой. Я успеваю заметить навалившихся на наружную дверь лекарок и воинов. Они держат оборону, но долго все это не продлится… и они уже не надеются на Инетис так же, как уже не надеюсь на нее я.

О, мама. О, отец. Я надеюсь, все случится быстро. Я надеюсь, это будет удар мечом в сердце, лишающий жизни в одно мгновение.

— Мама! — плачет Кмерлан. — Мне страшно!

— Сядь на пол и закрой голову руками! — кричу я, толкая его в сонную, где в очередном приступе боли бьется его мать.

Плотнее прижавшись к двери, я закрываю глаза, готовясь встретить смерть. Стук в дверь просто не может быть настоящим. Кто стучит в дверь во время войны?

— Серпетис! — Мне чудится, или я слышу голос Л’Афалии? — Серпетис, открыть, это я!