Бессмертный избранный (СИ)

— Ты сама обрекла ее на такой конец, — говорит он. — Смотри, сколько зла ты причинила себе и другим тем, что осталась жить. Отдыхай же, Инетис. Тебе недолго спать на оштанских простынях. За тобой придут, как опустится ночь.

— Пожалуйста, — снова прошу я, но Мланкин отмахивается от моей просьбы и моих слез, и уходит прочь.

Я откидываюсь на постель и плачу. В сонную снова заглядывает Сминис, но я делаю вид, что заснула. Со вздохом она уносит доску с едой.

Сердце мое разрывается при мысли о том, что Мланкин уже отдал приказ убить ее. Я уже почти готова подняться с постели и выйти из сонной, чтобы меня увидели и чтобы Мланкин не смог так просто избавиться от меня, но я слишком хорошо узнала за эти шесть Цветений нрав своего мужа. Он не пошел на уступки, не пойдет и на это. Я сделаю только хуже.

Мланкин не любит меня — это больно, но это правда. Я всегда это знала, хотя пыталась убеждать себя в обратном. Он не любит меня и не станет ради меня отменять указ. А за неповиновение может отдать в руки палача, и тогда я выдам Цилиолиса, и на брата моего будет объявлена охота, и, в конце концов, меня все равно казнят.

И все окажется зря.

Но я теряю сына! Я молча лежу на постели, а внутри меня мечется и плачет, и кричит Инетис-мать, Инетис-жена, Инетис — напуганная девчонка, которая приняла такое сложное и такое неправильное решение.

Если бы только Кмерлан решил навестить свою маму! Если бы только одним глазком я могла его увидеть — просто увидеть, хотя бы еще раз.

Я осторожно перегибаюсь через край кровати и засовываю руку в узкое пространство, где спрятан зуб. Достав его, сжимаю в руке — мое спасение, мое проклятие, моя сила и то, что может меня погубить. Он сразу же становится теплым — моя магия перетекает в него, питает его, заставляя ожить и выслушать то, что я скажу.

— Клянусь магией, когда-нибудь я вернусь сюда, — говорю я. — Я увижу своего сына и обниму его. Я докажу Кмерлану, что его мать не предательница, и что маги — не враги ему.

Я прячу зуб под себя, прижимаю его своим телом. Глупая клятва, глупое обещание. Но это — единственное, что у меня есть. Я не готова отказаться от своего мальчика навсегда. Это моя кровь, и, хоть я и отреклась от магии в ту же ночь, как понесла, она все-таки успела укорениться в нем. Слабый росток магии прячется в сердце Кмерлана, и я знаю, я почти уверена, что однажды он проклюнется, и тогда силы огня или ветра проснутся в нем. Я хочу быть рядом в тот момент. И если все получится, я буду.

Постепенно на Асму опускается тьма. Яркие луны, Чевь и сестрица ее Черь, выбираются из-за крыш высоких домов и пускаются друг за другом в погоню. Двоелуние. Славное же время выбрала я для того, чтобы вернуться к магии. Раз в четыре Цветения несколько ночей подряд две луны ходят по небу друг за другом. В эти ночи делаются ритуалы зарождения, накладываются самые сильные чары, заговаривается самое смертоносное оружие. Сила магии в эти ночи почти безгранична — наверное, потому я и смогла справиться с проклятием так быстро, наверное, потому и чувствую, как силы вливаются в меня мощным потоком.

В другие дни одна из лун всегда скрыта тенью, и магия зависит лишь от той, которая освещает ночь. Чевь, та, что побольше, проходит свой путь от тоненького серпа до полной луны и обратно за сорок два дня. Она светит ярким белым светом, холодным, как воды Брэфы — реки, что течет от самых северных земель, через Каменный водопад, Тмиру и Северный Алманэфрет и впадает в озеро Брэфэфрет. В эти ночи кровь и травы не имеют полной силы, но сильны вода и ветер. Когда на смену сестрице на небо приходит властвовать Черь, ночи кажутся полными огня. Свет Черь оранжевый, как пламя, и в ее круг — двадцать две ночи — имеют силу кровь, огонь, земля и травы.

Я не следила за лунами с тех пор, как отреклась от магии. Я видела, как бегают они по небу одна за другой, но не считала круги и не задумывалась о двоелунии. Я не верю, что так вышло случайно. Проклятие матери настигло меня точно в назначенный срок. Неужели мать знала о том, что так выйдет, и оставила мне последнюю возможность спастись — возможность выбраться почти с края смертной бездны, уцепившись зубом тсыя за лунный свет?

Я вспоминаю об отце, и сердце мое становится камнем в груди. Каково ему будет узнать, что его дочь умерла? Цили скрывается от соглядатаев Мланкина, мама умерла, а теперь еще и я для него потеряна навсегда. Я сжимаю рукой зуб тсыя и уже готова дать еще одну клятву, когда слышу шаги.