Бессмертный избранный (СИ)

Мать? Пах словно окатывает холодной водой. Я всматриваюсь в смуглое лицо и неосознанно качаю головой. Или она безумная, или…

— Где мы находимся? — спрашивает Цилиолис. — Я узнаю это место. Но я никогда здесь не был.

Под нашими ногами уже не пустота. Мы стоим на песке у реки, неторопливо несущей мимо свои мутные воды. Закатное солнце освещает лицо женщины, делая его еще прекраснее. Ее черные глаза блестят, когда она отвечает:

— Вы за пределами Цветущей долины. Не бойтесь, я верну вас обратно, когда придет время. И я не безумна, Серпетис. Вы все узнаете в свое время.

Мне и так все понятно. Магия. Маги заколдовали нас, та брошенная в костер трава была волшебной. Я все еще стою у костра, а все это — и закат, и река, и женщина — лишь морок, наведенный магией. И она, как истинный маг, бормочет всю ту муть, что они обычно бормочут.

— Нет, Серпетис, это не морок, — качает Энефрет головой. — Смотри.

Она взмахивает рукой, и мы оказываемся посреди пепелища. Это моя родная деревня. Я узнаю щербатые стены домов, развалины кузницы, вижу разбросанные вокруг куски глиняных кувшинов и остатки орфусы, растоптанные копытами чужих лошадей. Все кажется таким настоящим, что я делаю шаг вперед — и тут же замираю, боясь, что морок рассеется.

Мне одновременно больно и радостно находиться здесь. Это мой дом, но что же стало с ним! Дома, в которых жило не одно поколение людей, разрушены. Животные убиты, поля наверняка вытоптаны.

— Будут и другие, — говорит женщина.

Цилиолис озирается по сторонам с ошеломленным видом. Я качаю головой и все-таки шагаю вперед. Проваливаюсь ногой в пепел. Слышу хруст, вдыхаю запах трав.

— С другого берега реки придут еще люди. Их будет больше, — говорит Энефрет, ласково глядя на меня. — Серпетис, мы на самом деле здесь, у тебя дома. Мы вернемся к костру, когда найдем то, что тебе нужно.

— Неутаимую печать, — говорит Цилиолис рядом. — Ты ведь о ней говоришь?

— Да, дети, — говорит Энефрет, и я морщусь от этого прозвища. — Я говорю о ней.

Я понемногу осознаю ее слова. Мы в деревне, там, где я вырос и в последний раз видел отца и мать. Я стою там, где еще недавно был дом травника, а через десяток шагов от нас лежит куча глины и соломы, которая была когда-то моим домом.

— Неутаимая печать здесь, Серпетис, — говорит женщина. — Забирай ее и идем. У нас нет времени, нам еще нужно навестить дом Цилиолиса.

— Ты — самая сильная из магов, которых я когда-либо видел, — говорит Цилиолис уже у меня за спиной.

Я быстро иду к развалинам своего дома. В глазах от ветра стоят слезы, сердце сжимается так, что больно дышать. Эта женщина — ненавистный мне маг, но она перенесла меня сюда. Она дала мне возможность сделать то, ради чего я сюда и направлялся. Я не знаю, с какой целью — уж явно не потому, что я ее сын, но я ей благодарен.

Быть может… Потом… Она перенесет меня к матери?

Я добираюсь до развалин и на мгновение замираю, ощущая в сердце невыносимую боль. Я жил здесь восемнадцать Цветений, я разбивал коленки об эти камни, я помогал матери доить круторогую корову, которая жила в этом хлеву, здесь отец учил меня владеть мечом и говорить, как благородный.

Посреди черепков и соломы лежит чудом уцелевший глиняный стаканчик для соли. Я присаживаюсь на корточки и поднимаю его с земли.

— Возьми его на память, Серпетис, — говорит Энефрет. Она и Цилиолис стоят чуть в отдалении, не нарушая моего права на прощание с домом. — Ты вряд ли вернешься сюда. Может быть, в старости.

Я поворачиваюсь к ней, и на ее лице столько сострадания, что, кажется, вот-вот польются слезы. Она протягивает руки, раскрывая объятья, но я не готов играть в ее игру. Я прячу стаканчик в карман корса и в растерянности гляжу по сторонам.

— Это твой дом? — спрашивает Цилиолис.

Я только молча киваю. Если он скажет хоть слово с усмешкой, я просто убью его.

Я пытаюсь сориентироваться, понять, где была дверь и с какой стороны мне нужно искать печать. Но вокруг столько воспоминаний, что я не могу думать ни о чем. Даже слова Энефрет кажутся мне просто словами, хотя она говорит о моем будущем.

Предопределяет его, хоть и не так резко, как маг у костра.

— У нас было одно окно, на восходной стороне, — бормочу я себе под нос. — Печать может быть или там, или у порога.

— Поторопись, Серпетис, — повторяет Энефрет. — Нам нужно спешить.

Неподалеку от меня валяется лопата с обгоревшим черенком. Это явно не отцовская, как она оказалась здесь, я не знаю. Я берусь за лопату и после первой же попытки вскопать землю натыкаюсь на что-то твердое. Это большой камень. Я готов отступить, но Энефрет говорит мне, что надо продолжать, и я подчиняюсь ее мягким словам.

Не знаю, почему.

Я обкапываю этот камень с трудом, вспотев и запыхавшись. Он огромный, и нам не поднять его даже вдвоем с Цилиолисом. Энефрет подходит ближе и, когда я уже готов позвать Цилиолиса на помощь, просит отойти.

Она наклоняется, и черные волосы жидкой рекой текут по ее спине. Она по-прежнему обнажена, но теперь ее нагота меня не трогает. Как будто так она и должна выглядеть…