Читаем Бессмертный пони. Заметки участкового терапевта полностью

Настороженно вожмусь в стул. Взгляну на листочек… А там всего одна свободная дата: третье января. Остальные дни разобрали.

– А почему я снова последняя? – пропищу задавленной мышью.

– Ну, МарьСанна, – фыркнет Егорова снисходительно, – вечно у Вас все вокруг враги!

Свободный выбор без права обжалования как он есть…

И так из года в год, как по лекалу.

А я-то что? Я молодой была, инициативной, хотела добро творить, мир спасать и делать важные вещи…

Между тем, именно третьего января дух праздника уходит, а отоспавшийся народ появляется на свет из берлог. Именно третьего января люди вспоминают, что у них что-то болит, и… конечно, начинают звонить в поликлинику! Третье января, независимо от дня недели – это понедельник. Такой большо-о-ой понедельнище.

Ах, как я ненавидела третьеянварные дежурства!

Мои третьи января выдавались разными. Иногда был штиль: от четырёх до вольми вызовов, и больше половины по 03. То есть, сам человек врача не вызывал.

Бывало и по тридцать-сорок самовызовов, прибывающих в геометрической прогрессии.

Старая двухэтажка, ветхая квартира. Почти лежачая бабушка, что по закону жанра "вчера ещё картошку копала", с очень заботливой дочерью:

– Нам нужны направления на все-все-все анализы и обследования! Нужно понять, отчего она не встаёт!

– Третье января – самый замечательный день для этого…

– Но вы же знали, куда шли!

Новый район. Элитный дом и квартира, в которой можно заблудиться. Каждое слово отдаётся эхом:

– Ой, а Вы не педиатр? К нам ещё педиатр должна прийти! Мы и вчера вызывали, и сегодня вызвали и себе, и детям!

– Температура не падает? Лечение не помогает?

– Почему? Всё помогает. А температуры у нас и не было. Но нужно же послушаться!

И как эпилог:

– А вы не можете у нас ещё анализы взять?

Старая пятиэтажка у школы. Пожилая женщина зелёного цвета, блюющая в тазик, и корпящие над ней дочери:

– Мы три раза вызывали «Скорую»! Не берут в больницу и всё!

Пальпирую живот. Доска-доской… Температура 38.7 С…Прозваниваю «Скорую» и пишу направление на госпитализацию. Дожидаюсь, пока пациентку заберут, а то мало ли…

Хрущёвская коробка, которых полно в каждом городе. Пять этажей вверх по крутой лестнице. Едва стоящий на ногах мужчина в дверях:

– А я вас… Это… Ну, не ждал, не вызывал…

– Вызов по 03 передали. Пишут, что ритм срывался у Вас.

– Ну, что-то было такое. Но вы… Ик!.. Не переживайте, – чешет пузо. – Идите, празднуйте… С Новым Годом!

Четыре часа дня. Вылезаю с очередного адреса и, с облегчением выдохнув, сажусь в машину.

– Я Вас дальше не повезу, – заявляет водитель недовольно. – У меня рабочий день заканчивается в шестнадцать ноль ноль.

– А как же я? – чуть не плачу. – Ещё девять вызовов…

– Звоните Васечкиной, спрашивайте. Мой рабочий день закончен.

Затемно добираюсь до адреса у самой поликлиники: ведь начинала с дальних…

Здоровый двадцатилетний лоб с больным горлышком. Мама лба очень недовольна долгим ожиданием и поминает Минздрав всуе.

– Могли бы и дойти до поликлиники, – замечаю я.

– Так у него вчера температурка была! Тридцать семь и три!

Обойдёшь адреса, доползёшь до поликлиники. Разбудишь заспанного сторожа и сядешь, не раздеваясь, больничные выписывать. Голова засыпает, спина отваливается, ноги жаждут побежать на последний и самый верный адрес – домой…

А вот к какому часу доберёшься – чёрт его знает…

Третьеянварные дежурства заставляли меня беспомощно лежать на пузике все новогодние выходные и выбивали из колеи ещл на полгода. А оставшиеся полгода я с ужасом ждала Нового года и очередного третьего января…

Фрекен Бок

Василису Валентиновну Коломенцеву из пятого подъезда боялись все.

Боялись скоряки. Если уж вызвала, то из квартиры не выпустит.

Боялись соцработники. Оттого менялись каждый месяц.

Даже окрестные гопники, заслышав басовитый Васин говор, улепётывали, бросив пивчанский и поджав лапки. Сама видела!

Да что греха таить: и я её сторонилась.

Бывает, позвонит в разгар приёма, да ка-а-ак начнёт отчитывать на чём свет стоит! Оттого все пять Васиных номеров, включая домашний, числились у меня в чёрном списке.

Перейти на страницу:

Похожие книги

1917 год. Распад
1917 год. Распад

Фундаментальный труд российского историка О. Р. Айрапетова об участии Российской империи в Первой мировой войне является попыткой объединить анализ внешней, военной, внутренней и экономической политики Российской империи в 1914–1917 годов (до Февральской революции 1917 г.) с учетом предвоенного периода, особенности которого предопределили развитие и формы внешне– и внутриполитических конфликтов в погибшей в 1917 году стране.В четвертом, заключительном томе "1917. Распад" повествуется о взаимосвязи военных и революционных событий в России начала XX века, анализируются результаты свержения монархии и прихода к власти большевиков, повлиявшие на исход и последствия войны.

Олег Рудольфович Айрапетов

Военная документалистика и аналитика / История / Военная документалистика / Образование и наука / Документальное
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное
Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное