Когда он повернулся к Алейде, мучительно сознавая, что, скорее всего, видит ее в последний раз. Если видение Ари сбудется, завтра на закате он убежит с ребенком, оставив Алейду страдать от того, что он с ней сотворил.
Пока он стоял там, она расстегнула платье и приложила Беатрис к груди, которая принадлежала ему до настоящего момента. Ребенок, открыв рот, тыкался в материнскую грудь, потом нашел сосок и впился, посасывая как фермерский поросенок.
— Хорошая девочка, — прошептала Алейда.
— Видишь, нам совсем не нужна Беата. Она лишь будет шить для тебя, и рассказывать тебе истории.
Как же он сможет так поступить, когда Алейда так любит Беатрис? Как же она переживет потерю супруга и ребенка? Как он сможет выдержать ее потерю?
— Мой господин? — сказала она, глядя на него.
— Вам нехорошо?
— Нет, всё в порядке, — он сел рядом с ней нежно дотронулся до ее щеки, вспомнив, когда она спрашивала его об этом. — Я лишь думаю, какая ты красивая, Алейда из Олнвика.
Она изумленно посмотрела на него:
— Ты меня пугаешь, когда вот так на меня смотришь. Словно хочешь оставить то, что видишь в своей душе.
— Я бы хотел, чтобы ты была со мной всегда, — чувствуя горечь от того, что надо будет сделать, он поцеловал ее на прощанье.
— Спи спокойно, сладкий листочек, — сказал он.
— Пусть тебе приснюсь я. — И, наконец, отпрянул и погладил Беатрис по щеке.
— Ты тоже, малышка. Поешь хорошо, потом спи, ради своей матери.
— Беата, присматривай за ними, — приказал он, и ушел, задержавшись на лестничной площадке, глядя вниз в зал, подождал, пока к нему выйдет Мэйрвин.
— Ари устроился рядом, — сообщил он тихонько, когда она стала рядом с ним.
— Он придет сюда после восхода.
Она кивнула:
— Если дела пойдут плохо, вы найдете меня там, где мы договаривались. Но, по правде сказать, господин, я ничего странного не почувствовала. Я думаю, что завтра вы будете здесь вместе с женой и ребенком.
— Надеюсь, что ты права, Целительница.
«Один, Фригга, Тор, Фрейя, все вы, — не дайте ей ошибиться, умоляю. Прошу, пусть она окажется права».
Глава 27
Изумленная Мэйрвин склонилась над колыбелькой и быстро осмотрела ее.
Пальчики на ножках и ручках, животик, спинку, голову — ничего.
Беатрис была милым и здоровым ребенком безо всяких признаков зла, даже теперь, когда солнце скользило по земле снаружи, а петухи возвещали наступление утра.
Слова благодарности подступили к губам Мэйрвин, а слезы, на сей раз полные радости, пролились дождем на дитя.
Она все еще стояла на коленях, когда звук голоса сэра Ари прервал ее благодарственную речь.
Она перепеленала Беатрис и побежала ему на встречу к лестнице.
Он увидел ее слезы и побледнел прежде, чем она смогла произнести, — Все в порядке.
— Вы уверены?
— Да. Видите? — Она показала ему малышку и он поморгал, словно борясь с собственными слезами.
— Вы можете ему сказать?
— Вы покажете ее ему через окно. Он как раз подлетает.
Мэйрвин побежала обратно в спальню, а в это время темная тень промелькнула снаружи.
Орел медленно облетел вокруг и опустился на ограждение всего в дюжине ярдов.
Мэйрвин распеленала ребенка, чтобы показать ее грудь и руки, и осторожно поднесла ее к окну.
Орел посмотрел, моргнул, потом расправил крылья и поднялся в воздух, снова пролетев мимо окна, так, что кончик его крыла был всего в нескольких дюймах.
Поток прохладного воздуха, который коснулся ее кожи, разбудил Беатрис и она заревела. Этот звук был человеческим, а не птичьим. Снаружи великолепная птица метнулась вверх, взлетая все выше и выше, двигаясь и кружась, радость орла была заметна в каждом взмахе крыла, пока он танцевал в небесах.
— Беата? — Раздался слабый голос позади нее.
— Мэйрвин, моя госпожа, — Мэйрвин прижала Беатрис к груди и быстро поправила ее пеленки.
— Почему она плачет?
— Мы встретили ее первый рассвет, моя госпожа, — Мэйрвин закрыла ставни, вытерла слезы со щек и повернулась с улыбкой, чтобы отнести ребенка матери.
— Ваш орел прилетал, и леди Беатрис его приветливо встретила.
— Вы уже закончили, моя госпожа? Это первое кормление леди Беатрис и будет лучше, если вы ее покормите сами, и молоко появится.
— Принеси ее сюда. — Алейда с трудом проглотила остатки пресной, жидкой овсяной каши, которая являлась ее ужином и отставила миску в сторону, когда Беата принесла ее дочь.
— Вот, мой ягненочек, — Беата склонилась над краем постели, широко улыбаясь, когда Алайда приложила малютку к груди.
— Посмотрите на нее. Она знает, чего хочет. Сосет, как теленок.
— А я — корова, — заметила Алейда, поморщившись, так как молоко еще не появилось, а Беатрис очень старалась поесть.
— Почему ты так улыбаешься, Беата?
— Вам и ребенку, ягненочек. Я всегда думала, что вы выйдете замуж и уедете, а для меня все кончится. Но вот вы здесь, леди и мать, и я все еще здесь и помогаю вам. Это чудо.
— Да, ты права, няня, — произнес низкий голос у дверей.
— Иво! — воскликнула Алейда, испытывая непонятное облегчение.
Беата поднялась и вышла вперед, чтобы не дать ему подойти ближе. — Мужчинам запрещено видеть ту, кто лежит в этой комнате, мой господин, тут прошлой ночью были роды, и так и должно быть.