Бессонница

«Тогда люди подумают, что это он, а не я выжил из ума», – сказал себе Ральф, но легче ему не стало. У него в голове продолжала звучать эта детская песенка – причем впечатление было такое, что кто-то наигрывает мелодию на пианино. И даже не то чтобы наигрывает, а просто стучит по клавишам, как ребенок в детском саду:

Макака в тутовых кустах
За хорьком вовсю гонялась.
Так макака развлекалась.
Раз-два-три, беги, хорек!

Перед мысленным взором Ральфа предстали все старики с Харрис-авеню – те, кто покупал страховки у компаний, дающих рекламу на кабельном телевидении; те, у кого были камни в желчном пузыре и рак кожи; те, чья память бледнела, а простата, наоборот, увеличивалась и болела; те, кто жил на социальном обеспечении и смотрел на мир сквозь пелену катаракты, а не сквозь розовые очки. Те, кто читает всю почту, которую складывают им в ящик, и просматривает рекламки в супермаркетах в поисках купонов на скидку на консервы и полуфабрикаты. Они предстали перед ним в нелепых, гротескных нарядах: коротких штанишках и пышных коротких юбочках, в кепках и футболках с изображением персонажей типа Бивиса и Батхеда. Самые старые школьники в мире. Ральфу представилось, как они ходят вокруг двойного ряда стульев, а маленький лысый человечек в белом халате поет им песенку про хорька и макаку, подыгрывая себе на пианино. Еще один лысый убирал стулья, по одному за кон, и когда музыка затихала и все садились, кто-то один – на этот раз Мэй Лочер, а в следующий раз это, может быть, будет старый начальник и друг Макговерна – оставался стоять. И этот оставшийся должен был выйти из комнаты. Там, в этом видении, Ральф явственно слышал, как смеется Макговерн. А смеялся он потому, что он-то нашел себе стул и на этом кону. Мало ли что там с другими – Мэй Лочер уже умерла, Боб Полхерст, может быть, скоро умрет, Ральф Робертс выжил из ума, – но с ним все пока что в порядке. Уильям Д. Макговерн, эсквайр, все еще бодр и весел, по-прежнему твердо держится на ногах и все еще может найти себе стул, когда умолкает музыка.

Ральф зашагал еще быстрее, втянув голову еще глубже в плечи, чтобы закрыться от очередной вероятной порции добрых советов и дружеского сочувствия. Скорее всего Макговерн оставит его в покое и не будет бежать за ним вдоль по улице, но Ральф не был полностью в этом уверен. Если Билла разозлить, он может выкинуть все что угодно. Так и будет тащиться следом и орать на всю улицу, чтобы Ральф прекратил страдать херней и пошел к доктору, причем чем скорее, тем лучше – потому что музыка может оборваться в любую минуту, и если он не найдет себе стула, то может вылететь из игры навсегда.

Но никаких криков и воплей не было. Ральф даже хотел обернуться, чтобы посмотреть, где там Макговерн, а потом передумал. Если Макговерн увидит, что Ральф обернулся, все может начаться по новой. Лучше просто идти вперед. И Ральф размашистым шагом направился к аэропорту, даже не задумываясь о том, куда именно он идет. Он шагал, низко опустив голову, и пытался не слушать навязчивую мелодию, которая звучала у него в голове, пытался не видеть старых детей, марширующих вокруг стульев, пытался не замечать их испуганных глаз над притворными, вымученными улыбками.

И в какой-то момент он понял, что его надежды не оправдались. Его все-таки втолкнули в тоннель, и вокруг сомкнулась темнота.

Часть вторая Потайной город

Старикам надлежит быть пытливыми и любопытными.

Т. Элиот. «Четыре квартета»

Глава 11

1

Дерри Старых Кляч был не единственным потайным городом из тех, которые тихо существовали в месте, которое Ральф привык считать своим домом; когда он был маленьким и жил в Мэри-Мид – там, где сейчас были новые застройки, – он обнаружил, что, кроме Дерри, принадлежащего взрослым, есть и другой Дерри, который принадлежал только детям. Возле железнодорожного депо на Нейлбот-стрит был целый квартал заброшенных трущоб, где иногда можно было найти банки из-под томатного супа, наполовину заполненные каким-то подобием ирландского рагу, и бутылки, где еще оставалась пара-тройка глотков пива; за театром «Аладдин» был переулок, где они с ребятами курили сигареты «Булл Дархем» и запускали петарды; в этом потайном городе для детей был большой старый вяз, нависающий над рекой, на обрыве, где многие поколения мальчишек и девчонок из Дерри учились нырять; там была целая сотня (или даже две сотни) запутанных рельсов, которые шли через Барренс – Большие Пустоши, – огромный пустырь, который тянулся через весь центр города, как плохо залеченный шрам.