— Это... нет... — невнятно пробормотала Винил. Ее зрение было размыто, она едва могла видеть нападавшего, который теперь рылся в разбросанном мусоре.
— Заткнись! — следующий удар был направлен в промежность Винил. Она съежилась, вскрикнув от боли и молясь Селестии, чтобы ее кто-нибудь услышал.
Нападавший стоял над ней. Винил, стиснув зубы, подняла глаза и замерла, увидев морду пони, державшей во рту металлическую трубу.
— Б-Берри... нет…
Она почувствовала, как ее ребра треснули, когда труба ударила ее в бок. Она подняла ногу, пытаясь защититься, но услышала лишь тошнотворный хруст, когда ее передняя нога онемела. Третий взмах попал по виску, тело обмякло и Винил упала на спину, ее белая шерсть была запятнана красным.
Берри Панч выплюнула трубу и хмуро посмотрела на Винил.
— Это тебя научит... — пробормотала она и плюнула на нее, прежде чем уйти.
* * *
Рэндольф служил семье Рич годами. Он помнил день, когда родился Филси Рич, он помнил, как тот рос и как встретился со своей женой, он легко мог вспомнить день, когда родилась дочь мистера Рича, и день, когда миссис Эмбер погибла.
Рэндольф не хотел этого признавать, но он старел. Дни, когда он едва мог встать с постели, случались все чаще и чаще. Его кости ныли даже в такие жаркие дни, как сегодняшний. Поэтому он, наконец, решил взять выходной у мистера Рича и сходить к доктору.
До этого он весь день беспокоился, как отреагирует мистер Рич. К его удивлению, босс только махнул копытом, отпуская его. Рэндольф хорошо его знал и нашел такое поведение довольно необычным. Однако, несмотря на то, что он был стар, он не был слеп — Рэндольф ясно видел как его босс переживает из-за несчастной мисс Тиары.
Рэндольф сидел в приемном покое и наблюдал за пони, проходящими мимо него. Некоторые из них казались обеспокоенными, некоторые были слишком погружены в свои мысли, чтобы даже заметить его. Почти все они были моложе его.
Рэндольф редко покидал особняк семьи Рич. Он знал лично не так много пони, но он знал почти все и обо всех, благодаря другим слугам, которые всегда любили посплетничать. Рэндольфу они не нравились — они относились к нему, как к пережитку прошлого и они не уважали семью. Недавно он слышал, как некоторые из них называли молодую мисс Тиару “психопаткой” и “маленькой сучкой”.
Рэндольф увидел двух пони, которые сели на скамейку рядом с ним — большого серого пегаса с черной бородой и очках в толстой оправе и маленькую кобылку-пегаску. Рэндольф решил, что она, вероятно, его дочь. Она медленно шла позади отца, а когда села рядом с ним, то просто уставилась в стену без всякого выражения.
— Доброе утро, — сказал жеребец.
— Доброе утро, — ответил Рэндольф. Как он заметил, к своему возмущению, он был единственным, кто ответил, хотя в приемном покое было полно пони.
Внезапно дверь на другой стороне коридора распахнулась. Несколько докторов и медсестер пробежали мимо них с кем-то, лежащим на каталке. Рэндольф бросил взгляд на пациента и заметил прядь электрически-голубой гривы, торчащей из-за пакетов для переливания, кислородных баллонов и бинтов. Позади врачей бежала мятно-зеленая кобыла. Рэндольф знал ее — неделю назад или около того, она приходила в особняк семьи Рич и спрашивала, не хочет ли кто-нибудь присоединиться к соседской дружине. Из разговоров других слуг он узнал, что ее зовут Лира Хартстрингс и что она лесбиянка. Не то, чтобы ему было до этого дело.
Рэндольф заметил, что пегас рядом с ним, также в шоке, смотрел на каталку. Его дочь забилась под его крыло, прижавшись к нему так, словно это было единственное безопасное место во всем жестоком мире.
Доктора скрылись за другой дверью, оставив Лиру Хартстрингс снаружи. Она некоторое время постояла, опустив голову, а потом развернулась назад.
— Лира! — позвал пегас. — Что случилось? Это же была?..
— Да, это была Винил... — ответила Лира дрожащим голосом. — Я... я пошла на рынок и нашла ее в переулке... Кто-то избил ее...
— Пресвятая Селестия! — воскликнул жеребец. — Нужно вызвать стражу... Кто мог это сделать?
— Уже... Бьюсь об заклад, это была Берри Панч... Знаешь же, что она думает, что Винил... — Лира посмотрела на кобылку, которая казалась полностью погруженной в свои мысли.
— Ну, она расстроена из-за Руби, — сказал пегас, оборачивая свое крыло вокруг дочери. — Но это просто безумие... Хотя, если бы я поймал того, кто сотворил это с жеребятами, то наверно поступил бы так же... из-за Зиппорвил...
Его дочь, услышав свое имя, подняла голову, но в остальном осталась полностью неподвижной, словно не понимая, где находится.
— Прямо как Бонни... — произнесла Лира, вытирая глаза. — Ей пришлось опознать... тело. С тех пор она не выходит из своей комнаты…
Рэндольф пытался отвлечься от разговора этих пони. Его не слишком интересовали чужие трагедии. Конечно, он чувствовал сострадание, но он всегда считал такие вещи, как траур, чем-то сокровенным.
Некоторое время Лира и жеребец молча смотрели друг на друга.
— Думаю, я пойду к Октавии... Она еще не знает... — сказала Лира, глядя на дверь. — И надо будет сообщить Неону…