Бессонница. Сборник избранных стихов. Книга 3. Лирика

На белом фоне многоточье

Чужих присыпанных следов.

Снег появился так внезапно,

Как в те, далёкие года:

Я по делам летел на запад,

Не ожидал, что навсегда.

И, даже, выглядело странно:

На наше мнимое тепло

Он выпал, несомненно, рано…

И всё водою утекло.

Тот первый снег – обманщик лживый,

Как эта тёплая рука…

Тогда все страсти были живы,

Похолодало лишь слегка.

На неокрепших наших чувствах

Ни сожаленья, ни следа…

На сердце тягостно и грустно -

Мы были молоды тогда…

Пройдут потом снега другие,

Разгонит стужу птичий гам…

Но гложет душу ностальгия

По давним ветряным снегам.

Наутро заметёт порошей

В ту юность запертую дверь.

Снег о любви напомнил прошлой…

А, впрочем, где она теперь?

***

Декабрь

Прописан декабрь в нашем доме, -

В году он – последний в обойме.

По службе, сей месяц обязан

Избавить природу от грязи.

Рассвет за холмами забрезжил,

И месяц примерил одежды,

Решив, что нам всем в обиходе

Наряд этот белый подходит.

Снег первый закончился быстро,

Он был, как пристрелочный выстрел,

И хлопьев летевшая стая

Спустилась, чтоб вскоре растаять.

На севере землю укутал,

Дороги засыпал Якутам,

Чукотке с Камчаткою тоже,

Урал завалил и Поволжье.

А югу, уже постоянно,

Достались дожди и туманы.

Пока здесь немного теплее,

Лишь листья шуршат по аллеям.

Он в этом изнеженном крае

Силёнку ещё набирает.

Потом, собираясь в дорогу,

Тут снега оставит немного…

Хозяином здесь он – не гостем.

Припас новогодние тосты,

Снег выстелил утренний, свежий,

И дал всем по капле надежды…

***

Нестареющий Питер

Холодные воды уносит Нева,

Сливаясь с водою залива,

В оковах гранитных стоят острова

Ласкают их волны прилива.

Уходят столетья, отжившие, прочь,

Смывая сомненья споров.

Беспечно легла Петербургская ночь

На крыши домов и соборов.

Над городом мирно плывут облака,

Касаются шпилей немножко.

Рыбацкую лодку качает река

И лунная льётся дорожка.

Я в полночь на Питерских плитах стою,

И взгляд задержался невольно:

Тот старый пейзаж я опять узнаю:

Темнеет загадочный Смольный,

Едва различимы обводы перил,

И город укутался в осень…

Наверное, я бы опять закурил,

Да во время вспомнил, что бросил.

Я снова свиданию с городом рад;

Здесь в моде и зонтик и свитер…

Давно я покинул тебя, Ленинград,

Привет, нестареющий Питер!

***

Вынужденное безделье

Опять остыл мой чай в стакане,

Галчонком грусть стучит в висок.

А где-то там, в Доминикане,

Есть пляжи, дамы и песок.

На кресло жёсткое откинусь

Вновь раскатаю рукава.

А на дворе то плюс, то минус, -

По Фаренгейту – тридцать два!

Напарник – Сидоров Володя

От скуки пялится в окно.

Бригаде при такой погоде

Стучать «рефрены» в домино.

А дождь своё заладил скерцо,

Бурлит на улице вода.

Сейчас бы выпить водки с перцем,

Но как быть с премией тогда?

Вдруг неуютно стало в мире;

Несёт декабрь какой-то вздор.

А где-то в солнечной Пальмире,

Салями есть и помидор.

Эх, доля! В том балке, как в клетке:

На ум приходит дребедень.

А за окном облезлой веткой

Качает мокрая сирень…

***

На круги своя

Шёл тридцать первый век от Рождества Христа.

И на планете, прежде неспокойной,

Исчезла зависть, злоба, суета,

А много раньше прекратились войны.

Всего-то тысяча земных промчалась лет;

Ослаб скелет и изменились клетки.

Здесь газа нет, и нефти тоже нет,

То топливо давно спалили предки.

И снова верят люди в чудеса,

У идолов покорно просят милость,

Не ведая о пользе колеса,

Поскольку чертежи не сохранились.

Тут яблоки, большие, как арбуз,

Арбузы здесь размером с бегемота.

О пище той судить я не берусь,

Коль леса нет – кругом одни болота.

Полураспада не окончен век,

И Альфа-след ещё ведёт в долину.

Но вдруг однажды глупый человек

Себе на радость изобрёл дубину.

Знать, разум помутился в голове,

Коль что-то он задумал втихомолку.

На всю планету «Гомо» сотни две,

И мыслимо ль махать дубьём без толку.

Покинет муж родимые края

С дубиной новой в поиске идиллий.

Земля вернётся на круги своя…

Всё это предки наши проходили.

***

Хрупкие игрушки

Под елочной блестящей мишурой,

Меж лап лохматых чуть подсохших веток,

Гирлянды ублажали всех игрой

Немыслимых неоновых расцветок.

Звучали тосты под оркестра медь,

Что громыхал всю ночь с телеэкрана,

На веточке застиранный медведь

Висел на нитке около барана.

Баран изящный, венского стекла,

Ему бы красоваться среди ярок.

Его хозяйке как-то привезла

Подруга на рождественский подарок.

– «Ты что, медведь, зачуханый такой?

И закрываешь мне фотоны света.

Тебе давно пора бы на покой,

Или в ведре помойном места нету?»

– «Ты зря, баран, дерёшь свои рога,

Ваш хрупкий век, учти, совсем не долог.

Хозяйке нашей память дорога, -

Я пережил почти полсотни ёлок.»

– «Ты ж тряпочный, а я, хрусталь, поди»…

– «Раздвинь чуть-чуть зелёные иголки.

Вон посмотри под ёлкой, впереди,

От белки только бренные осколки.

А тоже захотела яркий свет,

Но экстрималов лишь подобным лечат.

Качнулась ветка, и игрушки нет…

Не дожила до «Президентской речи»

Проводят «Старый». Отгремит салют.

Достанут тару для игрушек разных.

На целый год медведя уберут,

А для иных последним будет праздник…

***

Хлопушки

Едва ворон уставших стая

Уселась греть берёзе ствол,

Как Новый Год, в права вступая,

Призвал садиться всех за стол.

Набатом грянули куранты.

В ТВ с народом строя мост,

Наш лидер выступил гарантом,

Подняв «За здравье» первый тост.