Отец остался доволен, и сначала пожелал Кристиану поскорее обзавестись женой, а потом на радостях даже предложил познакомить его с кем-то из его многочисленных приятельниц, на что гость уклончиво ответил:
— Пока я в этом не заинтересован.
Перлу, тогдашнюю сожительницу отца, это, похоже, не убедило: она убирала со стола тарелки и приносила новые блюда, а в перерывах между этими занятиями пожирала Кристиана глазами. Но он либо привык к тому, что женщины так на него реагируют, либо просто ей не заинтересовался.
На новоселье компания собралась немногочисленная: нас было от силы человек семь. Я, теперешние соседи Кристиана и Майкл, его коллега, молодой врач (к тому времени он не только начал работать, но и успел завести знакомства в коллективе). Теперь мы с ним жили рядом, на одной улице, и дома наши располагались практически напротив. Ходить тут по ночам было страшновато, так как в опасной близости отсюда располагались Темная площадь и городское кладбище, но Кристиана это не смущало: я часто видел, как он прогуливается по вечерам в компании своей дочери. Дочь, к слову сказать, оказалась совсем не похожа на отца: светлокожая, даже бледная, голубоглазая, с золотыми волосами, курносым носиком и мягкими, славянскими чертами лица. Она держала Кристиана за руку и смотрела по сторонам.
Почему-то я думал, что наш новый знакомый обставил дом в мрачном стиле, но ошибся. Единственное, что оказалось мрачноватым — картины Кристиана, которые висели на стенах в гостиной, но такое впечатление создавалось благодаря особенному мазку кисти (такой я не видел еще ни у кого, хотя успел повидать достаточно картин), тяжеловатому, хотя и искусному. Помещения же были оформлены в светлых тонах: восторженных гостей провели по комнатам и продемонстрировали им каждый уголок. В конце концов, мы расположились в «комнате для гостей»: именно так ее назвал Кристиан. Раньше тут было большое помещение, которое использовали как кладовку, но полки убрали, стены покрасили в темно-зеленый цвет, а пол застелили ворсистым ковром с причудливым восточным рисунком. В углах комнаты аккуратными стопками лежали шелковые подушки с кисточками, которые тут же были разобраны гостями и использованы вместо неудобных стульев (коих тут не было вообще).
«Восточная водка», которой нас угостил Кристиан, оказалась приятной на вкус, хотя я никогда не питал особой любви к анису. Мы раскурили кальян, в который вместо обычного табака поместили таинственную смесь восточных трав, и минут через сорок глаза у гостей уже весело блестели. Кристиан показывал нам фотографии, сделанные им во время путешествий, и сопровождал демонстрацию снимков рассказами. Это было в Индии. Это — в Китае. Это — в Австралии. Это Норвегия, это Исландия, это Гавайские острова.
Когда перевалило за полночь, фотографии нам наскучили, и мы, откинувшись на подушки, завели непринужденную беседу о каких-то пустяках, иногда прерываясь для того, чтобы сделать очередную затяжку. В какой-то момент взгляд мой остановился на гравюре, висевшей на стене: двое мужчин в восточной одежде сидели за низким кофейным столиком и играли в настольную игру. Гравюра была выполнена в левантийском стиле — я видел такие в турецких музеях.
— Что это у вас, Кристиан? — спросил я, кивая на гравюру.
— Очень ценная вещь. Почти что портрет.
— Чей? — не понял я.
—
Несколько секунд все молча изучали гравюру.
— А справа кто? — наконец, спросил один из гостей.
— Ну как же? — Кристиан в очередной раз пожал плечами, будто желая сказать: неужто не узнаете? — Это Сулейман Великолепный. Мы беседовали почти четыре часа… надеюсь, его не разочаровал тот факт, что я плохо говорю на османском.
Повисла напряженная пауза. Удивленным Кристиан не выглядел: он обвел взглядом гостей так, будто проверял, какое впечатление оказал на них его короткий рассказ.
— У вас прекрасное чувство юмора, доктор Дойл, — сказал его коллега, после чего все дружно рассмеялись, и неловкость была сглажена и забыта.
Сложно сказать, что сблизило нас с Кристианом: любовь к искусству, соседство или же причина была другой, но его прогноз касательно дружбы сбылся: уже месяца через три мы знали друг о друге все. Точнее, он знал обо мне все, а я знал о нем почти все. Это «почти» относилось к его покойной жене. Я бесчисленное количество раз пытался узнать от него что-то о ней, но Кристиан не называл даже имени. «Когда-нибудь я тебе об этом расскажу, Эдуард», раз за разом повторял он. «Но не сейчас».
(4)
— Да у нас, похоже, сегодня жареная курица? Что празднуем, Эдуард?
— Мы празднуем то, что у нас
— Отличная мысль.
Кристиан пригладил ладонью влажные волосы и остановился, изучая накрытый стол. Я поднялся для того, чтобы разложить еду по тарелкам, но он покачал головой.
— Справлюсь сам. — Он взял тарелки. — Завтра у меня выходной. С утра закончу картину, а вечером иду в «Полную луну». Хочешь пойти со мной?