Бессонница в аду

— Мария, как я завидую тебе, ты такая сильная, не побоялась снова сбежать отсюда, а главное, чему я завидую, — ты внутренне спокойна, самодостаточна, тебе никто не нужен… Ну почему я не могу жить одна? И почему вечно влюбляюсь не в того, в кого надо?! Если бы Хан вот так приходил ко мне каждую ночь, я была бы на седьмом небе от счастья…

— Он ко мне давно не ходит, Рита.

— Ну, это потому, что синяки… На тебя же смотреть страшно…

— Он до этого перестал ходить…

— Да?

— Посмотри на меня, ты что, хотела бы быть на моем месте?

— Ну это же не Хан избивал… — растерянно произнесла Рита.

Наконец унесли капельницу, Марии разрешили вставать, и она пошла на завтрак со всеми. Женщина опять исхудала, подурнела, но Хан словно не заметил перемен — за столом он долго и жадно смотрел на нее, а ночью зашел в комнату:

— Лежать не надоело?

— Нет.

Ей не хотелось видеть этого жестокого человека, и она отвернулась к стенке.

— Пошли, чайку попьем. Это приказ.

И Мария встала, накинула халат и, покачиваясь от слабости, пошла следом за ним на кухню. Там она направилась было к плите, но он мягко отстранил ее:

— Садись, я сам налью… Побежала домой… — он говорил, не глядя на нее, наливая в чайник воду.

— А куда же мне бежать?

— Я тебя не устраиваю…

Что, он забыл, как жестоко обошелся с ней, забыл, как ее водили в лабораторию?! Неужели после этого можно разговаривать как ни в чем ни бывало?! Спасибо, хоть избивать приказал не он…

— Меня не устраивает роль кролика в твоей лаборатории.

— Насчет лаборатории я тебе уже обещал, сколько можно об одном и том же?

— Ты не представляешь, каково это, идти по коридору под конвоем охранников, так ответного чувства не добиваются.

Естественно, не подозревая о том, что испытала Мария, Хан решил, что она говорит это все также из сочувствия к старухам. Он не обратил внимания на ее путанные слова.

— Значит, соскучилась по мужу? — больше всего его волновало отношение женщины к мужу, любит ли она его до сих пор.

Мария ничего не ответила, у нее не было сил спорить с ним, да уже ведь говорила когда-то, что мужа разлюбила. Но ревность слепила Хана, он понял ее молчание, как подтверждение своих слов и болезненно скривился.

— Расскажи, как все происходит? — спросила она.

— Что?

— Эти твои опыты, научные эксперименты на людях…

— Я не хочу об этом говорить, о работе — только на работе… Ты же знаешь, моему мозгу требуется отдых, нельзя все время думать об одном и том же. И зачем это тебе?

— Как это зачем? Должна же я знать, что меня ожидает в недалеком будущем…

— Тебя это никогда не коснется.

— Ты это уже говорил… Но трудно предугадать заранее, в какой момент ты захочешь остановиться в следующий раз. Вдруг доведешь все до конца… Я тебе надоем и не станешь прерывать свой спектакль.

Он напряженно смотрел на нее, словно не совсем понимая, о чем она говорит.

— Ты неправильно обо мне судишь.

— Знаешь, если тебе надо меня использовать в своих опытах, то сделай это сейчас, мне что-то не хочется жить… Нет сил сопротивляться, мне даже не страшно…

— Перестань, скоро ты встанешь на ноги.

— Тебе для опыта нужна здоровая женщина?

— Мария, это у тебя от слабости депрессия, ты должна помогать своему организму бороться. Я же держусь, терплю головные боли, а с таким, как у меня, заболеванием люди часто кончают самоубийством…

— Скажи, как можно ночью разговаривать с человеком, а утром отправлять его на смерть?

— Не знаю, по ночам я беседую только с тобой, а ты до сих пор жива, несмотря на свой язык, — вскипел он.

— Мне надо лечь, — она испугалась.

— Иди.

Если бы Мария не была уверена, что ее водили по приказу Хана — он ведь сам говорил: в лабораторию попадают только по его приказу, весь разговор был бы другим. Но она поспешила уйти. По дороге ругала себя: «Как же я не дальновидна! Отталкивать такого человека опасно, обидишь его и прогуляешься еще раз под конвоем. Почему я не могу лицемерить…» Если он в этот раз хотел просто попугать, то в следующий наверняка не остановится. Струсив, она сама вышла следующей ночью, и Хан тоже пришел. Сел рядом, сжал ладонями голову.

— Опять боли? — встревожилась она, против воли испытывая сочувствие к нему… — Давай, помассирую.

Он послушно пересел на стул.

— Я вчера вспылил, извини.

— Да по сравнению с визитом в лабораторию это ерунда.

Он застонал.

— Когда у тебя началось это, с головой? — почти шепотом сказала она, говорить громко не было сил.

— Садись, какой с тебя сегодня массажист…

Но она все же немного продолжила, скорее не массируя, а поглаживая.

— О, немного легче, ты мне всегда помогаешь. Может быть, у нас с тобой биополя взаимодействуют? Ты только рядом постоишь, и боль стихает. А проблема с головой появилась давно. Ребята поучили немного, чуть-чуть переборщили…

— В детском доме, что ли, избили?

— Нет, я уже взрослый был, студент, в студенческом общежитии получил урок.

— Расскажи…

— Да глупость, ничего интересного…

— Я же тебе рассказывала всякие глупости.