Оразбаева знала, что железнодорожные накладные и другие документы на три контейнера должны были быть уничтожены. Так ей обещал заместитель старшего бухгалтера. Ей только не было известно, что по оплошности Ярмоленко одна накладная с ее росписью сохранилась и что этот документ уже приобщен к уголовному делу.
— Роспись моя, — ознакомившись с оставшейся накладной, сказала Оразбаева. — Тогда я думала, что в контейнере находятся трикотажные изделия, но когда открыли дверь, увидели другие товары. Контейнер увезли в другой склад. В какой? Не помню.
— Как вы поделили деньги с Ярмоленко?
— Спросите его, — злорадно ответила Макен.
Она знала, что к этому времени старик умер. Она решила отрицать связь с Ярмоленко.
Геннадий Павлович понял ее тактику, но это его не тревожило: цепь доказательств замкнулась. Потом она и сама поймет, что голое отрицание ничего не даст.
Семь увесистых томов составили уголовное дело о хищениях Макен Оразбаевой. И должен сказать, что для меня самого эти семь томов явились прекрасной школой учебы следовательскому мастерству под руководством Геннадия Павловича Буханченко.
В. Дакишев
ПАДЕНИЕ
Село Обухово в восточной части Казахстана стоит на берегу небольшой речки. Веселые, красивые места. По берегам растут тополя, шелестят листвой, манят в прохладную тень.
Весной от тополиного пуха будто метель метет. По вечерам на полях звонкий гомон стоит: парни и девушки соберутся, игры играют, песни поют. А то Шурка-гармонист трехрядку свою растянет. И грустное играет так, что в груди щемит, и радостное, веселое — сердце прыгает, на волю просится.
А еще больше сердце трепещет, когда на тебя очи голубые смотрят, те, дороже которых и на свете нет.
Здесь, под тополями, на берегу говорливой речки, под звуки песен да переборы гармони, встретились, подружились, и полюбили друг друга Леонид и Ксения.
Да и отчего им было не полюбить? Молодые, статные, пригожие. Ксения — красавица, русая коса до колен. И Леонид ей не уступит: и работать с огоньком умел, и песни петь, и плясать.
Жизнь в молодости перед человеком будто степь зеленая, весенняя расстилается. И травы в ней густые, и цветы пестрые, и зеленые холмы на горизонте привольные.
Но недаром говорится: жизнь прожить — не поле перейти.
Дорога-то далека. А в пути не одни цветочки, но и трава-мурава встречаться будет. Много сил надо, много мужества, бодрости душевной, терпения и выдержки.
И как не вспомнить тут совет Гоголя: «Забирайте же с собою в путь, выходя из юношеских лет в суровое ожесточающее мужество, забирайте с собою все человеческие движения, не оставляйте их на дороге, не подымете потом!»
В 1940 году Леонид и Ксения поженились. Счастье первые месяцы окружало их светлым облаком. Казалось, даже воздух был наполнен тихой, зовущей мелодией, будто маленькие далекие колокольчики звенели. И в облаке этом, в этом счастье, в еле слышной мелодии, туманившей голову, не разглядеть было, с чем каждый из них отправился в далекий совместный путь.
И если бы тогда, у говорливой ласковой речки, под зелеными тополями какой-нибудь волшебник показал бы вдруг новобрачным грязный тротуар возле магазина на улице большого города, а на этом тротуаре спившегося бродягу, клянчущего у прохожих копейки, если бы мудрый и печальный волшебник сказал, что грязный бродяга и есть то, во что превратится Леонид через несколько лет, — никто бы этому не поверил.
Никто. Ни Ксения, ни сам Леонид. А между тем тротуар уже тогда ждал его. И путь туда — на заплеванную мостовую — начался уже тогда, под зелеными тополями. Почему? Кто скажет! Сердце человеческое понять не просто.
И если сердце Ксении выдержало испытание временем, если в нем были только любовь, преданность и верность, та в сердце ее мужа рядом с молодой страстью уже тогда гнездились слабодушие и предательство. Но тогда этого никто не знал.
Поженились в сороковом, а через год грянула война, и Леонид ушел на фронт.
Было прощание, долгий путь на запад. Потом — бои, пыльные военные дороги, взрывы мин и снарядов, зловещий посвист пуль, Он вернулся домой раненым. Плохо действовала рука — была задета кость.
Тяжелое настало время. На фронте погиб отец, мать постарела. Да и на лицо Ксении война наложила свою печать. Но унывать не приходилось. Нельзя было опускать руки. В меру сил Леонид стал трудиться.
Поправил покосившиеся заборы, перекрыл сарай. В колхозе каждая пара рабочих рук была на счету. Он чинил хомуты, ладил сани, ремонтировал брички — дело всегда находилось. А поджила, окрепла рука — пришла пора косовицы. Погода не ждала, колхозу поскорее надо было управиться с уборкой хлеба. Леонид пошел косить.
…Жаркий стоял день. Июльский зной набирал силу.
Наработавшись, приплелся Леонид к речке — отдохнуть, подышать у воды прохладой. Усталость валила с ног. Лег в тени кустов черемухи и калины, заложил руки под голову, задремал.