Бессонный патруль

Да, Лапин был жив, только тяжело изувечен. Тем лучше, решили вы. Пусть думают, что его убили бандиты, пьяные хулиганы. Удар в спину — и раненый перестал дышать…

Седоголовый все так же пристально смотрел на майора, Только на мгновение покосился он в сторону, туда, где на кресле сидела женщина. Но дверь уже была закрыта, Людмилы Петровны он не увидел.

А когда его увели, Николай Петрович Гарин еще долго сидел в своем кабинете. Курил. Думал. Потом взял со стола авторучку, придвинул к себе папку с делом Хрусталева.

С. АСКИНАДЗЕ.

СЛУЖБА ДНЕМ И НОЧЬЮ…

Дежурный в Михайловском отделении милиции в меру приветлив и строг. Провожает меня в кабинет начальника — капитана Екибаева, которому я сразу же говорю о цели приезда:

— Хотелось бы познакомиться с одним из участковых, с таким, как Аинскин. Есть такие у вас?

Капитан смеется, в глазах лукавинки.

— Как Анискин? А что? Если требуется — подберем! — Опять смеется. Наверное, вспоминает фильм.

Часто звонит телефон: то из какой-то автобазы просят провести беседу, то из райисполкома сообщают время заседания комиссии по делам несовершеннолетних, то мать неизвестного Орантая просит устроить сына на работу. Хамза Екибаеаич отвечает почти однообразно:

— Хороню, постараюсь.

Не удерживаюсь, спрашиваю:

— Вы все просьбы удовлетворяете?

— Стараюсь, — снова улыбается капитан. — Как парню, например, не помочь. Сам таким был.

— Давно в органах?

— Порядком — будто всю жизнь милиционер.

После службы в рядах Советской Армии Хамза Екибаевич пришел на шахту. Я смотрю на его руки, которые спокойно лежат на столе. Та работа оставила на них свой след, сделала их крепкими.

Товарищи его любили: «Хамза наш, шахтерский». И ему шахтерская работа нравилась, но была и мечта-стать юристом. Случаи вскоре представился: вызвали в райком комсомола, предложили работать в милиции.

— Вот так и начинал, — неторопливо говорит Екибаев, — сначала рядовым милиционером, затем участковым. Заочно окончил юрфак. Пожалуй, вкус службы почувствовал, стая участковым. Правильно говорят, что это самый главный человек в милиции: он и оперативник, и нянька, если так можно сказать, и воспитатель молодежи, и советчик, первый и строгий судья. Как он поведет себя с людьми, так к нему и будут относиться на участке. Допустил панибратство — беда, перегнул палку — тоже беда, не откликнулся на горе еще хуже. Стало быть, нет у тебя помощников, а это значит, не уважает население. Без уважения в этой должности не работать.

— Так, наверное, Хамза Екибаевнч, вы и есть тот Анискин, которого я ищу?

— Нет, не тот… Если хотите настоящего, так это капитан милиции Кульмагамбетов, заслуженный участковый республики. Он многих обучил, в том числе и меня: как подойти к тому или иному делу, как работать с людьми.

Сейчас ему семьдесят лет.

Удивленно смотрю.

— Да, в этом возрасте трудно обеспечить порядок на таком большом участке, как у Асана Кульмагамбетовича. А тем не менее у него порядок. Сначала, как говорится, человек работает на свои авторитет, а потом авторитет на человека. Трудно, конечно… А еще труднее расставаться со своей работой. И — хотя на пенсию уходить почетно, душа-то у аксакала болит-полвека отдал службе.

По секрету: проводы ему готовит весь район, вся общественность. И на пенсии душа его беспокойная отдыхать хозяину своему не даст — первым нашим помощником будет.

Капитан милиции снимает телефонную трубку:

— Асан Кульмагамбетович, здравствуй, дорогой… Дома? Вот хорошо. Вечерком хотим заехать к тебе в гости.

С кем? Узнаешь. Апай дома? Хорошо.

Дом участкового просторный и уютный. На старика Асан Кульмагамбетович не похож. Очень подвижный, худощавый, среднего роста. Голова ясная, разговор быстрый.

В общем, располагает к себе сразу, беседа с ним идет легко.

Смотрят на меня с любопытством не только он, но и жена.

Разговор начинается за чаем. Ведет его аксакал неторопливо, вспоминая далекие и близкие примеры из своей многотрудной практики. Случаи просты и даже не героичны, но во всем чувствуется беспокойный и заботливый характер человека, преданного долгу и своим обязанностям.

— Иногда бывает уж очень трудно вникнуть в суть дела. И неудобным многое кажется, и ненужным. Но только «е для участкового. Меня почти все касается.

Идет, скажем, девушка лет шестнадцати, глаза подведены, как черные стрелы, на голове вавилонская башня. Ну что же, красивой хочет быть… А в школу, гляжу, второй день не ходит. Идет моя красавица, портфелем помахивает и… опять от школы. Я догоняю, спрашиваю: «Куда, девушка, направилась, вроде бы дорогу перепутала». Она посмотрела на меня так свысока и говорит: «Идешь, дядя, иди»…

Я придержал ее за локоток. А она вырвалась и зло в мою сторону: «Преступников лови, дядя». И ушла. А меня задело. Ведь в молодости в педагогическом институте учился, учителем хотел быть…

— Так обидно стало — племянники такого не позволяли.