Бессонный патруль

— В первый автобус, который вытащим на ровный участок, посадим самых «тяжелых» пассажиров, ну и женщин с детьми, разумеется, — сказал Хегай. С ними вы отправитесь в село, проследите, чтоб накормили, разместили.

Сиргебаев кивнул головой.

Девятнадцать километров на тракторе — метель — не скорый путь. Каждый думал о своем. Он — о том, что хорошо бы срыть начисто этот чертов холм: не так сильно закосило бы дорогу. Акап Сиргебаев с досадой вспомнил, что так и не успел купить подарки дочуркам — тоже ведь отношение к женскому празднику имеют! А завтра в райцентр не выбраться. Марат Алексеевич слегка волновался, потому что совершенно не представлял себе, что и как будет там, «на месте происшествия». До работы в милиции он, в общем-то знал, что предпринять и как поступить в каждом отдельном случае, потому что почти два десятка лет учительствовал, директорствовал в школе, учил студентов. Говорят, был хорошим воспитателем — педагогических «осечек» у него почти не случалось. Потому, собственно, райком и направил его в милицию политработником.

Ну, а про ситуации, подобные сегодняшней, он лишь читал или знал понаслышке…

* * *

Озябшие, голодные, смертельно усталые люди встрепенулись от первых же слов, сказанных Хегаем. К счастью, тяжело обмороженных не оказалось. Но ему удалось успокоить недовольство тех, кто понял — придется выйти из автобуса, раз р, нем повезут женщин с детьми и стариков.

Во втором было хуже. Выслушав несколько утешительных слов, толпа ринулась к выходу, отчаянно работая локтями, выпихивая тех, кто был поближе к двери.

— Товарищи, товарищи, — просил старшин лейтенант, — я же объясняю, помощь пришла, совсем немного осталось ждать. Тот автобус забит под завязку, не сядете.

Куда там! Люди словно оглохли. Тогда он закричал:

— Назад, по местам! Пропустят только детей!

То ли подействовал звук срывающегося голоса, то ли впрямь поверили люди, что помощь близка, но толкаться перестали, чуть поутихли.

— Вы, вы и вы, — показывал старший лейтенант. — Берите детей, пошли.

Внезапно из молочной тьмы вынырнул Сиргебаев. Хегай обрадовался:

— Забирай этих! Сажай на первый!

… Пока удалось, порвав два троса, выволочь двойной тягой переполненный автобус Владимира Чернецова, прошел час. Марату Алексеевичу он показался вечностью.

Озяб он дико, губы едва шевелились, окаменели. Он уже успел обежать все автобусы и сделал это не напрасно — паника поубавилась. Успел поругаться с застрявшими тут же трактористами, которые не спешили вытаскивать автомашины. Наткнулся на совхозную «Волгу» и договорился с шофером, что тот будет вывозить детей, как только машину вытолкнут на расчищенную дорогу. Вернувшись на то место, где вовсю орудовал бульдозерист и умно распоряжался Егор Бехтгольд, Хегай поразился, что автобус Чернецова все еще не уехал.

— Почему стоишь? — налетел он на водителя. — Давай, заводи! Пажан!

— Давай-давай, — передразнил Чернецов. — Ты посмотри, что у меня в кабине делается.

В кабине автобуса сидели чуть ли не друг на друге три женщины и мужчина. Дотрагиваясь до рукава женщины, устроившейся на сиденьи водителя, Хегай в который раз начал упрашивать:

— Товарищи, дорогие, поедете в следующем автобусе…

В ответ — молчание. Он понимал, что люди ошеломлены, подавлены страхом. И все-таки злился — от собственного бессилия, от того, что не может заставить их понять такие простые и ясные слова, понять всю бессмысленность этого сидения в шоферской кабине. Сиденье водителя освободили с трудом.

— Садитесь, — подтолкнул Чернецова к кабине старший лейтенант. Отвезешь людей-возвращайся. Да ты три щеки, три, ты ж обморозился!

Спотыкаясь на ветру и задыхаясь от колючего холода, Хеган шел «комплектовать» следующий автобус. Его всегдашнее, чуть ироническое отношение к себе, так помогавшее в трудные минуты, куда-то исчезло. В душе были обида и боль на несознательность взрослых испуганных людей.

Он уехал с последней машиной в три часа пять минут ночи, когда были подобраны последние пожитки, свертки, сумочки, брошенные впопыхах.

В клубе — ни в фойе, ни в зале — не протолкнуться.

Сотни людей. Какая-то женщина, поглядев на него, ахнула и закричала: «У кого гусиный жир, давайте сюда!» И Хегай понял, отчего почти у всех так неестественно блестят лица. Стал растирать негнущимися пальцами щеки. «Не так, позвольте, я», — сказала женщина и стала нежно и крепко массировать лицо.

— А ты, дружище, молодец, — хлопнул его по плечу высокий армянин. Порядок навел, даром, что маленький.

Марат Алексеевич поглядел на него и не смог удержаться от смеха:

— А ты-даром, что большой-напугался, дорогой…

Багровый нос собеседника, распухнувший до невероятных размеров, являл собой зрелище необыкновенное.

— Ничего, — махнул рукой, — до следующей свадьбы обязательно заживет: думаешь, у тебя красивее? Ошибаешься…

Участливость людей, натерпевшихся поболее, чем он, шутки и их остаточное нервное оживление растопили горечь и усталость Марата Алексеевича.

Отогревшись, он пошел в чайную. Там тоже — некуда яблоку упасть. У буфетной стоит; — Сиргебаев.

— Вы что тут?

И понял: к нему протиснулся пьяненький дядька.